«Звездоносец!» — воскликнул садовник
И знак, заржавелый и стертый,
На крепкой своей ладони,
как капельку крови, вознес.
«Окислился металл. Позеленела медь.
Багряная эмаль почти не уцелела.
Ну, что ж — она лишь знак, жетон живого
дела
Живых людей, умевших вдаль смотреть.
На лбу людском,
на этой мудрой тверди,
Как бытия итог, как символ храбрецов,
Оставила звезду рука других бойцов,
Крылатую звезду,
как розу тех ветров,
Что людям указала путь в бессмертье.
Я узнаю породу звездоносцев,
Породу нашу.
Ясно узнаю
Любую выпуклость, морщинку и полоску.
Я чувствую тепло и напряженность мозга,—
Он крепко мысль вынашивал свою.
Я узнаю его по каждой складке тонкой,
Она не стерлась, нет! Она еще жива.
Жив этот рот. Он знал огромные слова:
И смертный приговор, и песенку ребенка,
И звон стиха, и формулы железа.
Он мог наказывать. Он целовал и грезил.
Он мог клеймить и гнать,
смеяться и шутить,
Безмолвно каменеть,
дрожать в тоске
и страсти,
Но никогда еще он не умел застыть
Куском мясца.
Как видно, славный мастер
Сформировал его из лучшего литья.
Так формируются трибуны и солдаты.
Проверкой мощности для них бывали даты
Хорошего рабочего житья.
Они — донбассовцы. Они — магнитогорцы.
Они умели жить.
Успела возмужать
Работы, радости и наступленья рать,
Разведчики, герои, жизнеборцы.
Уменье жить.
Уменье знать.
Уменье стать в строю.
Уменье истребить. Уменье гнать. Исполнить.
И он, ведущий класс, творит судьбу свою,
Одним стремлением,
одною страстью полный».
И он решает, он выносит приговор
От имени истории и партии:
достоин
Включиться в жизнь и жить —
или в грязи коснеть?
Взошли над всей землей зениты страшных боен.
Так начиналась жизнь. И так кончалась
смерть.
Так раскрывалось нам истории начало.
Так начинали жить. И так закончен суд.
И вот она — уже ушла под спуд,
И вот она — сегодня отзвучала,
Триада рубежей извечных естества,
Закон рождения, и зрелости, и смерти:
Родился — раз. Плодил подобных — два.
Распался — три. В четвертое — не верьте.
