Из стебля черного баска —
Тяжелый гул басов,
И флейты суета резка
На щебне голосов.
Резкий прыжок, наглый скок,
Сухой, как дробь, галоп,
И флейт отчаяние, и рок
Над ямами синкоп.
Крутись, весь цирк, крутись, весь свет,
Крутись ты, карусель,
Остроконечный фейерверк
Взлетает… надо всем…
И день — наверх, и ночь — наверх,
Ни слова, сердце, — цыц!
Крутись, безумный фейерверк,
Крутись, безумный цирк!
Глаза толпы внезапно, вдруг
Пробиты шпагой ламп,
Крутись же, распроклятый круг,
Такт!
Темп!
Иль долго крутишься так тут?
Ужель не упадешь,
Ужель?
Твой выгиб каждый в пустоту
Бросает капельмейстера жест
Изгибом, темпом, тактом,
Стой!
Для каждой ноты есть
Знак
Свой!
И узнаешь упорство математики,
Пароксизмом увлеченья и тоски,
Товарищ!
Друг!
Брат!
У каждого свой знак,
Каждая нота подобрана,
Как милостыня торб,
И скрипит между ржавыми ребрами
Сердца сухой горб.
Сердце, вертись, качайся
Навыворот, вниз-вверх,
Из губ акробата-китайца
Ручейками журчит смерть.
Захлебнулся в трухе конвульсий,
Завертелся на длинной косе,
И сцепились в едином пульсе
Сердца
Всех.
Горло горбом пригнется,
Оборвется крик,
Как свистнет флагом с трапеции
Человеческий черный язык.
Тоненько вскрикивает барышня…
Тогда ты из пустоты
Отчаяньем, воплем ударь еще,
Сомкни их голые рты!
Слюну и слезу выточи,
Гримасы смешав, кромсай!
Раскачались, как трупы на ниточках,
Голоса.
1927
Перевод М. Голодного
