…В одном из лагерей, куда нас привезли, мне достался такой маленький шалашик-собачник. Из веток, на дерне…Если в него спрятаться от ветра, не так холодно. Мы оголодали, лица были распухшие, ноги почернели от холода.Мы были для немцев скотина, а не люди, так они с нами обращались. И на станции каждый день приходили все новые и новые эшелоны с пленными, беречь рабочую силу было не обязательно. Вшивые бараки, холод, голод. Помню, забился после работы в этот собачник (мы целый день расчищали какие-то болота под строительство), а мой друг Яша отошел в центр лагеря. Вдруг команда: строиться. Я выбрался наружу — смотрю, мои родные ребята в другой колонне, и их уже куда-то ведут…
А я попал к совсем незнакомым солдатам. Когда нас снова повезли куда-то, я спрашиваю: ребята, кто хочет бежать? Было ясно, что нас везут на верную смерть. И вот, на одной станции (нас везли в сторону Шяуляя) я приметил открытый люк. Сразу же решил, что побегу — удастся побег или не удастся. Поделился с соседями… Согласились на побег еще четверо, я и сейчас не знаю, какая у кого судьба. Я нашел проволоку на путях и задраил люк внутри вагона с помощью этой проволоки. Наружный крюк подогнал к петле, не запирая его, и опустил рукоятку вниз. Фашист, который перед отправкой состава ходил и проверял вагоны, двери, люки,— он и не обратил внимания, что люк не закрыт. Появилась надежда на спасение. Бежали сначала двое, потом один, потом еще двое — я и незнакомый солдат. Знаю, что он был на десять лет старше меня, ему было около тридцати, что он был бухгалтером в Ивановской области. Что у него трое детей. Договорились, что спрыгну сначала я, потом он — и пойдем по рельсам друг другу навстречу.
— Встретились?
— Встретились и вместе пробирались на восток. Чтобы не сбиться, шли в сторону, противоположную опустившемуся солнцу.
— Как и где вы расстались со своим попутчиком?
— Был такой случай: поняли, что мы разные люди. Когда в одном из хуторов нас оставили на ночь (а уже начинались морозы), нам дали тулупы — накрыться, чтоб переспать ночь на полу. Эта литовская семья, помню, была зажиточная, люди очень хорошие. Солому застелили простынью и накрыли нас полушубками — сама хозяйка принесла. Накормили. И вот ночью мы лежим, мой попутчик, его звали Иван, говорит: "Давай бросим шинели, наденем полушубки и уйдем по-тихому… Доберемся до своих". Я говорю: "Нельзя их так оскорбить, как же мы потом будем себя чувствовать, ведь люди от чистого сердца нам помогли". Он говорит: "Да все забудется, лишь бы выжить и дойти до своих". Я говорю: "Нет, ничего не забудется, и имя каждого, кто протянул мне кусок хлеба, я запомню на всю жизнь".
