Надя тоже. Правда, глаза у нее все еще хранили тревогу, но девочка явно была рада, что удалось сменить тему, разрядить обстановку…
— Ладно, — посмотрела на часы Катя. — Давай так… Вечерком поговорим о твоих неприятностях…
— Ма, да нет их!
— Я вижу. Просто неразрешимых проблем не бывает, малыш…
Она погладила дочь по голове, поцеловала ее.
— Держись, Надюшка…
И выскочила, торопясь, как всегда, на работу.
Надя какое-то время посидела еще, глядя в чашку, заполненную кофе, — она так и не сделала ни одного глотка. Как только входная дверь захлопнулась, она перестала сдерживаться.
Просто выплеснула кофе в раковину и пробормотала: «Черт бы вас побрал», — а потом долго смотрела, как расплываются в раковине коричневые пятна, похожие на кровь, и по ее щекам катились слезы…
— Дура, — шепотом выругалась она, вытирая слезы. — Сама вляпалась…
Где-то далеко пели два тонких голоса, и текст был похож на речь психоаналитика-проповедника — как будто кто-то вбивал в Надину голову свое видение мира, свой мир — убогий, глупый и агрессивный. «Не верь, не бойся, не проси…»
— Да пошли вы…
Эти девицы сейчас казались ей такими же злыми, агрессивными и недалекими, как…
Она запретила себе называть их. Она даже вспоминать не хотела… Подойдя к радиоприемнику, нажала на первую кнопку, выключая настойчиво повторяющих «мантру», и тут же, словно из другого мира, пришли другие звуки. Богатые гармонией, чувством, и Наде от Моцарта стало еще грустнее. Потому что в данный момент в мире не было Моцарта. Были эти «татушки». И куча других таких же «таточек».
От Моцарта осталась только музыка, звучащая в чужих мобильниках чаще, чем по радио…
— Вспомнишь черта, как он рядом, — поморщилась Надя. Телефон зазвонил сразу, стоило только вспомнить про мобильник.
Она сняла трубку.
— Ну? Долго тебя ждать?
Голос был неприятным, резким, с визгливыми нотками.
— Сейчас, — проговорила Надя. — Я уже иду…
— Давай быстрее… Если, конечно, ты хочешь, чтобы с твоей драгоценной мамочкой все было в порядке. А то ведь сама знаешь, что с ней случится. Если она узнает кое-какие подробности, а?
На другом конце провода противно хихикнули и повесили трубку.
— Уроды, — прошептала Надя. — И сама я дура непроходимая…
Она надела куртку и, оглянувшись, точно ища защиты у своей квартиры, у Моцарта, все еще звучащего по радио, вышла на улицу. На холод…
— Ты уже ничего не потребляешь, кроме кофе, — сказала Анна Ильинична. — Катя, ты вообще меня слышишь?
Катя и в самом деле ее не слышала. Погрузившись в собственные мысли, она медленно отпивала маленькие глотки из огромной чашки. Перерыв между уроками был небольшой — всего полчаса… И не хотелось тратить деньги на «кулинарку» — все равно там ничего, кроме котлет…
