— Как он?
— Насмерть положил, сволочь. Грудь, словно яйцо всмятку!
— Ах ты… — не в силах даже прикрыться, Василий корчился от посыпавшихся на него ударов ногами. — Скотина…
— Оставь, Быстряк! — властный, требующий немедленного повиновения голос доносился глухо, как сквозь десяток пуховых подушек. — В подвал его. Как очухается порасспросишь, кто подослал. А до тех пор, что б живой был. Учти, с твоей головы спрошу!
Последнее, что услышал Василий, это недовольное ворчание седого — Быстряка. Перед глазами завертелись черные круги и сознание окутала непроницаемая мгла.
Сначала появилась боль. Всепоглощающая, жадно дергающая каждую пядь избитого тела. Затем сквозь боль стали проступать обрывочные видения. Яркими вспышками мелькнуло, как не заботясь волокли по ступенькам, встречая довольным хмыканьем каждый удар головы о твердые ступеньки, лязг несмазанного замка, тяжелый удар о каменные плиты пола. Холод.
Василий для пробы шевельнул рукой. Боль стеганула так, что застонал, но руки не связаны. Это плохо — значит уверены в охране. А после того, как смог незамеченным пробраться в терем, охранять будут так, что князь позавидует. А ведь столько еще надо успеть. Василий снова застонал.
— Ну же, храбрец, тише… — раздался где-то совсем рядом, нежный до дрожи, девичий голосок. На разгоряченную щеку опустилась прохладная узкая ладошка. — Ты лежи. Ох, горюшко, как они тебя…
Вздрогнув от неожиданности, Василий с неимоверным трудом разодрал склеенные засохшей коркой крови ресницы. С трудом удалось собрать так и норовящие разбежаться в разные стороны зрачки. Из полутьмы выступило миловидное девичье личико. Лет шестнадцати, прикинул богатырь, а то и меньше. Вон, глазищи какие! От такой красоты даже боль стыдливо поджала хвост, немного утихнув. Василий в немом восторге залюбовался огромными серыми глазами, что жалостью смотрели на его распухшее от побоев лицо. Гордый изгиб бровей, длинные пушистые ресницы порхали крыльями диковинной бабочки. Полные, алые губы искривились в жалостливой гримасе.
— Никак сама Леля ко мне пожаловала? — попытался пошутить не слушающимися губами Василий.
Девушка зарделась, мотнула головой так, что бы густая прядь светлых шелковистых волос, закрыла лицо от нескромного взора.
— Да будет тебе, храбрец, — чуть слышно прошелестело из-под волос. — Я такая же пленница…
— Жаль, — понарошку расстроился богатырь. — А я уж решил, что заберешь меня прям отсюда в Вирий. Я б там целыми днями пил мед и восхвалял твою красу.
