Видя как медленно потухает жизнь в выцветших от прожитых лет глазах, Василий с трудом удержал слезу. Не раз ему приходилось видеть такие раны. Понимал умом — и то чудо, что еще сказать успевает, но сердце отвергая очевидное, требовало бежать, что-то делать… А вдруг да ошибся… Вот только белеющие сквозь кроваво-волосяную корку осколки кости кричали о том, что тут и боги бессильны.
— Хорошо, отец… Найду… Какой злодей учинил?
— Охляба… Остерегись… Богатырь… — последнее слово с хрипом покинуло сведенные судорогой губы.
Пальцы на запястье Василия сильно сжались, до синяков, и в следующий момент безвольно расслабились.
Дрожащей рукой, богатырь закрыл широко распахнутые глаза, с застывшей навеки тоской устремленные в безоблачное, синее небо.
Вздох вырвавшийся из богатырской груди прозвучал как стон по убитому. Что же творится на белом свете? Свои убивают своих. Неужто мало хазар да прочих захватчиков? Неужели сами себя перебьем, что бы поганым их дела облегчить? Люди мы или звери? Да и не звери даже. Зверь убивает ради еды. А человек? Неужели огонек Рода прогорел совсем, того и гляди угаснет? Эх, князь, князь… Снова вздохнул Василий. И умен ты и прозорлив. Козни в далеких странах насквозь видишь, а что под носом творится… Кто как не ты, о людях простых позаботится? А ты забываешь о них. И мыслишь даже не городами — странами. Но страны-то из людей состоят. Простых людей. Не будет их, кто рать твою кормить-поить будет?
Василий снова посмотрел на истерзанное с непонятной жестокостью тело. Где-то в глубине робко пискнула мыслишка — что мол торопиться надо, некогда в чужие дрязги встревать. Этому уже не поможешь, а хазары вот-вот успеют. Да и что если самого вот также? Тогда точно не предупредишь — придут поганые на Русь… Но искаженные смертной судорогой черты лица, словно укоряли богатыря за такие мысли.
Широкими тяжелыми ладонями, Василий с силой потер лицо. Сам того не замечая сжимал зубы так, что желваки на скулах едва не прорвали кожу.
— Ничего, батя. Спи с миром. Я дал слово и я сдержу… — клубочек ткнулся в ногу человека, напоминая о собственной дороге. Василий с грустью посмотрел на него. — Прости, но придется тебе малость погодить. Видишь дела какие…
Как в давние времена, Василий взвился на ноги одним стремительным прыжком. Тело с удовольствием вспоминавшее давние навыки отозвалось приятной истомой. И куда только делся давешний пьяница? Плечи, еще вчера сутулившиеся, как под непосильной тяжестью, развернулись во всю немалую ширь. Твердо глядят пронзительно синие глаза. Случись сейчас воеводе Претичу быть рядом, узнал бы он того Василия, что первым бросался в сечу и выходил последним…
