— Тобер, — тихо проговорил Бенни, боясь пошевельнуться. — Заставь ее остановиться. Она не должна уезжать, Тобер.
Пот застилал ему глаза, но он даже не моргал.
— Эй, Пэтти! — певуче окликнул Тобер, как нянька, призывающая дитя. — Пока ты не уехала, Пэтти…
Она слушала.
— Пока ты не уехала, Пэтти…
Мужчины медленно пошли вперед. Она резко дернула машину, громко, решительно крикнув:
— Не хочу, чтобы эта свинья подходила! Не нужен мне этот Тейпкоу! Тейпкоу, ты никогда не сдаешься, да?
Он понятия не имел, что она имеет в виду. Пришлось остановиться рядом с Тобером, и Бенни хрипло шепнул:
— Тобер, скажи ей, пускай обождет. Предложи выпить на дорожку и поднеси чего-нибудь покрепче. Слышишь?
— Но, Бенни, у меня только… Ты же не хочешь, чтоб я ей дал…
— Загрузи ее до макушки, только останови!
Три фигуры неподвижно застыли в ярком солнечном свете. Мотор бормотал, потом взвыл, потом снова забормотал.
— Эй, Пэтти, — опять раздалась песнь. — Одну на посошок, дорогая?
— Что? — Она заморгала, глядя на них против солнца.
— Одно дело — удирать, милочка, другое — удирать всухую.
Она сидела, раздумывала, только нога нервно жала на газ, отчего завывал мотор.
— Эй, Пэтти…
— Прекрати выть, — шепнул Бенни. — Предложи еще раз.
— Ладно, — крикнула она через двор, — только свинья Тейпкоу пусть не шевелится. Не хочу, чтобы он подходил ближе.
— Он не подойдет, Пэтти-пышечка, — обещал Тобер.
Он пошел в дом, Бенни остался на месте.
Казалось, прошла вечность под добела раскаленным солнцем, каждый мускул болел собственной болью, от холодного пота зудела кожа.
— Дзинь-дзинь, Пэтти-пышечка!
Тобер спустился с лестницы, вышел на солнце с подносом, на котором стоял графин. Почти зеленое содержимое колыхалось на каждом шагу. Когда Тобер подошел к машине, она убрала ногу со сцепления, и голова ее запрокинулась от толчка. Потом мотор заглох. Какое-то время они спорили по этому поводу, после чего она снова включила мотор, и заметила:
— Ты стакан не принес.
Бенни наблюдал, как она берет поднос, как Тобер бредет назад к дому. В ожидании она уставилась на него, следя, чтобы он не двигался.
Вернувшись, Тобер налил ей полный стакан.
— Немножечко забалдеешь от этого, только смотри не свались. Я тут, подхвачу тебя, когда рухнешь, — хихикнул он.
Пэт подняла стакан, выпила.
Не закашлялась, не содрогнулась, ничего подобного. Выпила и сказала:
— Откуда такое крепкое? — и допила до дна.
— Теперь минут пять помолчим, пока божественное зелье не взыграет.
