Самоубийство исключается | страница 17



— Я бы сказала, это не имеет ни малейшего значения, — заметила кузина Мэйбл.

Губы дядюшки Эдварда сложились, собираясь произнести сакраментальные слова «позор для семьи».

— Возможно, и нет, — устало сказал Стефан, — просто я совершенно этого не ожидал, вот и все. (Какая разница, что он им скажет? Их это совершенно не касается.)

— Это имеет важное значение для нас, — возразила Анна, глянув на мать, которая слушала их, сложив руки на коленях, и ничего не говорила.

Как будто приведенная в себя этими словами и сопровождавшим их взглядом, миссис Диккинсон поднялась с кресла.

— Если вы меня простите, я пойду прилягу перед обедом, — сказала она. — Анна, думаю, тебе тоже стоило бы отдохнуть. Ты проделала длинное путешествие. Стефан, ты не проводишь Мартина вымыть руки?

Остальные члены общества поняли намек и покинули дом шумной болтающей толпой, испытывая личное разочарование, что их не пригласили на обед. Только Джордж, снова забираясь в нанятую машину, радуясь скорой возможности переодеться в удобный костюм, чувствовал облегчение, что за всеми этими событиями пугающий его вопрос о финансовой поддержке невестки на сегодня отложен.

Глава 4

ЗАВЕЩАНИЕ ДЯДЮШКИ АРТУРА

Пятница, 18 августа

Обед прошел в гораздо более приятной обстановке, чем можно было ожидать, возможно благодаря отсутствию родственников. Удивительным образом миссис Диккинсон удалось устроить обед по случаю траура похожим на обычный семейный вечер. Теперь, когда ей не приходилось иметь дело с раздражительным Джорджем и переносить добродушно-приторные увещевания Эдварда, ее природный, ясный и ровный темперамент утвердился в своих правах, и она ухитрялась поддерживать во время еды разговор, ни разу не затронув предмет сборища, который черным покровом нависал в подсознании всех собравшихся за столом. Стефан и Анна сознавали, что видят новую сторону характера матери, и каждому из детей пришла в голову одна и та же, хотя и недостойная мысль: что обед в домашней обстановке оказался, хотя и к сожалению, определенно приятнее из-за отсутствия постоянно недовольной, раздражительной особы, которая сидела во главе стола с тех пор, как они себя помнили. Когда же после обеда все перешли в гостиную, поведение миссис Диккинсон резко изменилось. Ее строгое лицо помрачнело, и она заметно нервничала, дожидаясь, когда за горничной, подававшей кофе, закроется дверь. Затем она глубоко вздохнула, пригладила волосы — верный признак ее взволнованности — и сказала: