— Я должен извиниться за наш внешний вид, — сказал Стефан. — Мы уехали сразу, в чем были. Надеюсь, нам перешлют багаж из Клостера. — Он оглядел общество, одетое в траур. — Похороны были сегодня?
— Вам следовало дать нам знать, что вы приедете, — мягко попеняла ему мать. — Мы, конечно, отложили бы похороны, если бы знали, что вы будете здесь.
— А разве вы не получили мою телеграмму? Я дал носильщику в Давосе несколько франков, чтобы он ее отправил, но, видно, парень присвоил их себе, так же как и деньги на телеграмму. Жаль! Понимаешь, мы ведь ничего не знали, и только позавчера я по чистой случайности заглянул в «Таймс».
— Может, это и не мое дело, — сказал Джордж таким тоном, что было ясно — он уверен в том, что это именно его дело, — но тебе не кажется, что просто неприлично являться домой в таком виде, во всей этой одежде туриста; по столь печальному событию?
Стефан подчеркнуто проигнорировал его замечание и продолжал обращаться к матери.
— Понимаешь, мама, — объяснил он, — оказывается, это случилось в тот самый день, когда я прибыл в Клостер. Меня ждали проводники, Анна и вся остальная группа, и с моим появлением мы в тот же вечер отправились в путь. Если бы мы задержались, то узнали бы о несчастье уже на следующее утро. Все это случилось по моей вине, но не мог же я знать... С нами совершенно невозможно было связаться целых три дня, пока мы не спустились в Гуарду, где я подобрал старую газету, которую кто-то оставил, и не увидел сообщения. Времени у нас оставалось только на то, чтобы добраться до станции и успеть на поезд. Если бы мы остановились в Клостере, чтобы забрать одежду и багаж, мы бы потеряли еще один день.
— Конечно, милый, я понимаю. Налей себе шерри. Вы, должно быть, устали. Хорошо, что вы вернулись.
Тем временем Анна пробралась к Мартину, который с ее появлением перестал выглядеть в семейном кругу как собака, потерявшая хозяина. Увидев их рядом, Стефан уже не в первый раз задумался, что могла его сестра найти в этом плотном, рыжеватом юноше, страдающем сильной близорукостью.
— Я пригласила Мартина остаться на ужин, — сказала миссис Диккинсон, таким образом тактично давая понять всему обществу, что отныне Мартин считается членом семьи, и Анне — что у нее будет возможность пообщаться с ним и позже.
«Во всяком случае, эта история является для Мартина ступенькой вверх, — заключил про себя Стефан. — У матери всегда найдется мягкое местечко для этого выскочки. Интересно почему».
