– Не нравится мне этот слепой глаз, – мрачно сказал вольный боец, остановив Тинтана. – Тут что-то очень похожее на ловушку.
– Какая же ловушка? – возразил юноша. – Дорога ведь не кончается – значит, пробраться можно. Обыкновенная мелкая лужа.
– Нет, Гронгард прав, – вступила в разговор Рения. – Лучше обогнуть по берегу, не заезжать в воду. А вдруг там ямы или зубастые железные рыбы?
– Ты думаешь, его можно обогнуть? – Грон с сомнением покачал головой, повернулся к молчащему Алу. – И тут не обошлось без тебя, Колдун?
Ал, покусывая губы, долго и сосредоточенно изучал озеро, склон холма, полосу темно-зеленой травы, и наконец ответил:
– Я тоже сомневаюсь, что нам удастся свернуть с дороги. По-моему, вокруг болото. Боюсь, непроходимое.
– К сожалению, я с тобой согласен, Колдун, – хмуро подтвердил вольный боец. – Это болотная трава, я такие болота встречал не раз. Засасывает почти сразу и насовсем…
– А вот что касается лужи, – продолжил Ал, – то ты, Вальнур, принял за лужу нечто совсем другое. Это не лужа и не озеро. Это вовсе не вода.
Знакомая узкая улочка, вымощенная булыжником, была, как всегда под вечер, безлюдной. Справа тянулась высокая каменная стена постоялого двора с рисунками и озорными надписями, сделанными детворой, слева впритык друг к другу лепились крытые коричневой черепицей двухэтажные дома мелких перекупщиков; ставни уже были закрыты, хотя сумерки только-только начинали наступление на безоблачное небо, медленно наливающееся густой синевой. На повороте когда-то не смогли разминуться два больших воза, один с камнями из карьера, другой с кувшинами для зерна, и с тех пор так и лежали у стены несколько искристо-серых острогранных глыб вперемежку с покрытыми черным лаком крупными черепками. За редкими деревьями, за крышами, за невидимой отсюда рыночной площадью пыталась дотянуться до неба башня пожарных наблюдателей, подобная широкому лезвию меча. На вершине ее блестел освещенный закатом безмолвствующий сигнальный колокол.
Все было привычно. Одинокими бледными пучками пробивалась сквозь булыжник припорошенная пылью упорная трава, сохла на дверном крючке одного из домишек какая-то тряпка, доносилась из-за стены постоялого двора невнятная перебранка. Все было привычно – там, за поворотом, до которого пятьдесят шагов, дорога разветвлялась, и та, что похуже, в старых выбоинах, огибала тесный, набитый строениями квартал, а та, что пошире, обсаженная пышными кустами с большими пунцовыми пятнами цветов, вела к высоким воротам дома Гронгарда Странника. К воротам отцовского дома.
