— Но, Шенк! — в тревоге воспротивился Прокурор. — Ты ведь знаешь, ничего не стоит помочь жениху другими средствами до конца исполнить этот долг перед Империей!
— Я-то знаю, господин Прокурор, — с ударением на должностную принадлежность Калиграфка к закону и праву возразил Шенк Стрекоблок, — других средств много, и даже мастерство исполнения у вас обычно на хорошем цирковом уровне… чтобы, например, разыграть драму на охоте, — не преминул съязвить он. — Но хватит ли у вас таланта, чтобы обслужить священный для всех подданных Обряд Оплодотворения Матери Будущего Наследника, когда будет присутствовать и наблюдать вся свита, весь кабинет министров, представители общественности, пресса Империи? Ты понимаешь, что произойдет, если в Священной Смерти Жениха гости заподозрят фальшь? Ты ведь знаешь, Калиграфк, как заканчивались в истории все эти попытки искусственного умерщвления производителя! В лучшем случае — лишалась сана Матери Будущего Наследника сама невеста, а родившийся через девять месяцев ребёнок немедленно зачислялся в свиту и, таким образом, навсегда лишался Достоинств Простолюдина, и не мог уже претендовать на отцовство в следующем правлении.
— По-моему, не велика честь умереть во время оплодотворения невесты, — заметил на это Калиграфк. — Но каким бы вычурным ни был наш национальный идиотизм, Шенк, это дает нам власть.
— Мы ее потеряем немедленно, — повторил Министр упрямо, — если в священной смерти Жениха заподозрят фальшь. Нет! Жених должен умереть во время оплодотворения, у всех на виду, как положено — от сердечной недостаточности! Вот я и боюсь, Калиграфк, сможете ли вы найти в своей партии такого надежного сердечника, — сказал Министр, — если даже среди обычных простолюдинов они встречаются не часто…
— Да, действительно, члены нашей партии несколько бессердечней, чем обычные простолюдины. Но Отцом Наследника теперь должен стать краймер! Я все сказал! Это веление времени — ничего не поделаешь! Приходится только признать, что далеко не всегда так уж удобна наша национальная самобытность. Да и Обряд этот, честное слово, какой-то он немного языческий! В странах Большого Конгресса относятся к нему не иначе как к дикарскому и совершенно уже не понимают смысла его. Может быть, мы пригласим на Обряд этих твоих тупых иностранцев, этих двуногих варваров, пускай вкусят эстетической радости от нашей глубокой древности, и тогда, может быть, они станут понимать немного в нашей уникальной государственности?
