Это звучало уже намного лучше.
— Это окупило бы все усилия, — пробормотала я, имея в виду секретность, граничащую с сумасшествием, принятую у Хранителей и их сложные правила и ритуалы. В таком случае можно даже было простить их важничанье. Такое чудотворное лекарство можно было и подождать пару сотен лет. И за то, что он все узнал и вообще сделал возможным, граф Сен-Жермен заслужил уважение и признание. Если бы он только не был таким неприятным типом…
— Люси же и Пол сомневаются, что Камень мудрости — это действительно то, во что мы должны верить, — сказал Лукас, будто читая мои мысли. — Они говорят, тот, кто в состоянии убить своего прапрапрадеда, не обязательно имеет своей целью благополучие всего человечества. — Он прочистил горло. — Кровь больше не идет?
— Еще немного, но уже меньше. — Я подняла руку вверх, чтобы ускорить процесс. — И что мы теперь будем делать? Может, я попробую эту штуку?
— Боже мой, это же не автомобиль, чтобы совершать пробную поездку, — сказал Лукас, ломая руки.
— Почему нет? — спросила я. — Разве это не было нашей идеей?
— Ну… — сказал он и покосился на толстый фолиант, который принес с собой. — Ты вообще-то права. Так мы сможем убедиться, что все правильно, даже если у нас не слишком много времени. — Внезапно он заторопился. Он наклонился и стал листать Хроники. — Нам нужно проследить, чтобы не выбрать какую-нибудь дату, когда здесь проходило заседание. Чтобы ты не ввалилась посреди него. Или чтобы ты не встретила одного из братьев Вилльеров. В этом зале они провели много часов, элапсируя.
— А можно ли встретить леди Тилни? Одну? — У меня снова было озарение. — Лучше всего когда-нибудь после 1912 года.
— Умно ли это? — Лукас листал фолиант. — Мы же не хотим усложнить ситуацию еще больше, чем сейчас.
— Но мы не можем упустить наши редкие шансы, — воскликнула я, помня, что мне настойчиво внушала Лесли. Я должна использовать любую возможность и прежде всего — задавать вопросы, так много, как только можно. — Кто знает, когда представится следующий случай! В сундуке может быть и что-то другое, и тогда я, может быть, вообще никогда не смогу этого сделать. Когда мы с тобой встретились первый раз?
— Двенадцатого августа 1948 года, в двенадцать часов дня, — сказал Лукас, поглощенный чтением Хроник. — Я этого никогда не забуду.
— Правильно. И чтобы ты этого никогда не забыл, я запишу для тебя, — сказала я, в восторге от собственной гениальности.
На блокнотном листке я нацарапала:
