Поза и платье давали возможность хорошенько рассмотреть Кискины ноги.
«Очень аппетитные ножки», — мысленно согласился Кешка.
Татьяна, проследив Кешкин взгляд, проверила впечатление и приступила к делу.
— Кеша, я могу быть откровенной? Надеюсь, ты не ханжа?
— Не ханжа, — успокоил ее Кешка. — Можешь.
— Знаешь ли ты, что давно и сильно мне нравишься? — неожиданно серьезно спросила Киска.
— Нет, — искренне удивился Кешка.
Хорошенькая Киска не имела недостатка в поклонниках. Сколько он помнил, она всегда была окружена целой свитой. А у него с ней были чисто приятельские отношения.
— Правильно, ты и не можешь этого знать. Я девушка самолюбивая, а тут никакой надежды на взаимность. Ты же никого, кроме Ники, не видел! Сейчас — другое дело. Милка сказала мне, что она уехала в Америку навсегда, вот я и пришла сообщить, что совсем не прочь тебя утешить.
— Минутку, минутку… С чего ты взяла, что Ника уехала навсегда?
— Так она тебе не сказала? Бедненький… Все знают, кроме тебя. Она через брачное агентство познакомилась с каким-то американским миллионером и намерена выйти за него замуж, чтобы он помог ей разыскать родителей. Так что…
Кешка встал и, наклонившись к Киске, бесстрастно погладил ее по хорошенькому плечику.
— Жалко, что ты чаю не хочешь. Тогда извини, у меня дела. А что касается Ники — у тебя ложная информация. У нас с ней все хорошо. Она узнает о родителях и вернется. После чего мы сразу поженимся. На свадьбу придешь?
— А как же! — Киска лениво поднялась и вскинула на плечо сумочку. — Ты все-таки мне позвони, если что. Телефончик мой у тебя есть?
— Есть, есть…
Кешка вывел Киску в холл, заботливо поддерживая под локоток, жизнерадостно помахал вслед и закрыл дверь. Минуту постоял, тупо рассматривая в зеркале свое закаменевшее лицо. Потом двумя рывками стянул рубаху и, на ходу расстегивая и сбрасывая шорты, вернулся в комнату, схватил эспандер и продолжил комплекс упражнений с того места, на котором его прервал Кискин звонок.
— Все бу-дет хо-ро-шо! Все бу-дет хо-ро-шо! Все бу-дет хо-ро-шо!
Вика, переполненная впечатлениями, проболтала с сестрой до глубокой ночи и осталась у нее спать.
Что-то мешало ей говорить о Рее, о тех чувствах, которые он у нее вызывал, и она лишь рассказала о том, что они делали: плавали, играли с дельфинами, ужинали. О Тиме же она говорила горячо, с нескрываемой симпатией. Ника, обманутая ее сдержанностью, решила, что вот даже наивная Тошка относится к Синей Бороде — иначе она его уже не называла — настороженно. И слава Богу!
