Маруся. Гумилева | страница 26



— У тебя какая-то уникальная способность влипать в невероятные ситуации даже там, где это совершенно невозможно…

— Ну я же не виновата!

— Что вообще надо было сделать, чтобы у тебя заблокировали жетон?

— Они признались, что это был сбой в системе.

— Эта система не сбоит.

— Значит, сбоит.

— Но почему именно у тебя?

Маруся вздохнула. Ответить ей было нечего.

— Почему именно после твоего ухода обнаруживают труп?

— Ты так говоришь, будто трупы обнаруживают после каждого моего ухода…

Музыка в салоне прервалась, потом заиграла снова, но уже с какими-то помехами.

— Это еще что такое?

Музыка снова прервалась. Электронное табло замигало и стало показывать черт знает что. На часах высветилось время 53:74, а температура за бортом «поднялась» до 55.

— Да что творится?

— Может, это тоже из-за меня?

— Может, из-за тебя.

— Ну не злись.

— Ты знаешь, как мне некогда!

Это была папина коронная фраза. Особенно часто она стала звучать после того, как он занялся проектом «Искусственное солнце» и практически перебрался за границу. Теперь его вообще невозможно было застать дома, он месяцами торчал то в Гонконге, то в Мехико, то на какой-нибудь станции «Беллинсгаузен» в Антарктиде. «Ты знаешь, как мне некогда!» Маруся отлично это знала! Еще папа любил повторять, что ему некогда поесть, поспать, некогда искупаться в море… И тем более некогда спасать свою никчемную дочь.

— Знаю.

— Почему я должен бросать все дела, отказываться от встречи и вызволять тебя из очередной фигни?

— Ну не вызволяй.

— Не вызволяй… В следующий раз так и сделаю.

— Не сделаешь.

Папа замолчал, и Маруся стала смотреть в окно. Пыль. Зной. Солнце палило так сильно — может быть, датчик температуры и не врет? Настроение резко испортилось, стало грустно.

Отчего-то жара вызывала мысли о маме. Возможно, потому что самое яркое воспоминание о ней было связано с пустыней. Тогда они всей семьей ездили в Сахару, и Маруся даже запомнила обрывки спора родителей. Папа ругался, что такая жара не самое полезное для ребенка, а мама говорила, что тысячи детей рождаются и живут в подобных условиях и ничего… Наверное, плохо, что в памяти осталась только родительская ссора и это страшное пекло. Маму Маруся почти не помнила. Иногда всплывали какие-то невнятные образы, но чаще ощущения, вроде маминого смеха или ласковых прикосновений. Например, как она гладила разгоряченный Марусин лоб прохладной рукой. Даже ее лицо было не памятью, а какой-то проекцией фотографий, висевших в их доме. Маму звали Ева, она считалась очень красивой и странной женщиной. Судя по рассказам, больше всего на свете она любила работу. Маму, настоящего ученого, помешанного на исследованиях, невозможно было застать дома. Поездки, экспедиции… Во время одной такой экспедиции она и пропала. И хотя папа никогда не говорил об этом вслух, Маруся знала, что он все еще ищет ее.