Нам с Григорием отвели свободную комнату. Украдкой я поглядывал на своего нового начальника. Позевывая, он не спеша раздевался, аккуратно складывая одежду. Казалось, он не обращал на меня внимании. Раздевшись, он лег, повернулся к степе и натянул одеяло. Дальше сидеть одетым было глупо, я тоже разделся и лег. Долго лежал без сна, прислушиваясь к ночным мадридским звукам. Уже засыпая, сквозь дремоту я увидел, как Григорий повернулся, приподнял голову и посмотрел на меня. Он дал мне возможность самому справиться со своими опасениями, и я в должной мере оценил его деликатность, впрочем, в этом я убеждался в дальнейшем не раз.
…Утром Гриша Грандэ повез меня в отряд, занимавший в пригороде Лас-Вегас две брошенные владельцами виллы с небольшими садами. Я попросил у него разрешения остаться в отряде и прожил там несколько дней. Нужно было познакомиться с людьми. Их было тогда человек полтораста. Половина бойцов — испанцы, главным образом андалузские батраки, прекрасные, отчаянные люди, но основательно зараженные анархическим духом. Остальные — интернационалисты: болгары, немцы, французы, англичане, американцы, канадцы и три латыша. Все они были коммунистами, у себя на родине прошли через подполье, некоторые подолгу сидели в тюрьмах. Для андалузских батраков они служили примером воинской дисциплины, учили их владеть оружием и даже элементарной грамоте.
Сам Сыроежкин обладал замечательным даром располагать к себе людей, с которыми работал. Иностранцы и испанцы, бойцы его очень любили. Гриша Грандэ был для них образцом бойца-коммуниста, безупречного, справедливого человека. «Правильного», как они говорили.
Особенно Меня поражали взаимоотношения, установившиеся между Григорием и его шофером, молодым испанцем Пако, с которым он разъезжал по фронтам. Пако был таким же неразговорчивым, как и его начальник. Он был не только шофером, но и адъютантом, незаменимым помощником. И хотя Григорий за время пребывания в Испании не сделал больших успехов в изучении испанского языка и чаще всего употреблял слово «пронто», то есть «быстрее», худенький, застенчивый Пако, не говоривший по-русски, прекрасно его понимал. Я с изумлением наблюдал, как Сыроежкин по-русски давал какое-нибудь поручение Пако, тот внимательно слушал, кивая головой, а затем отправлялся выполнять его и делал все точно так, как хотел его начальник. Взаимоотношения Григория Сыроежкина со своим шофером являлись примером интернационального братства для всех нас, впервые так тесно столкнувшихся в Испании с иностранцами-пролетариями.
