— Вскоре после восемнадцатилетия я столкнулся с проблемой, какой у меня голос: тенор или баритон?>[52] — рассказывал певец.
Ответить на этот вопрос точно не мог никто. Требовалось время, чтобы понять, в чем было своеобразие его голоса, и выбрать соответствующий путь развития. К слову сказать, аналогичная проблема знакома многим вокалистам, в том числе и таким признанным, как, например, Маттиа Баттистини и Титта Руффо — они тоже в свое время не могли определиться, какой у них тип голоса (оба сделали выбор в пользу баритона). Мы же обратим внимание на следующее: по всей видимости, своеобразный тембр голоса Карузо, его темная «баритональная» окраска и крепкий нижний регистр были не приобретенными, а «природными». Со временем его голос еще больше «темнел», и в конце его вокальной карьеры он по звучанию был даже более похож на баритон, нежели голоса таких его современников-баритонов, как Антонио Скотти и Джузеппе де Лука. Споры о том, какой у Карузо голос, баритон или тенор, не утихают до сих пор, и каждая из сторон приводит вполне разумные аргументы в свою пользу.
После мутации голоса Карузо начал подумывать об оперной карьере, однако планов покорить мир у него не было и в помине. Амбиции юноши были достаточно скромными. Пределом его мечтаний было стать солистом неаполитанского театра «Сан-Карло». Позднее он признавался:
— В юности я был склонен, скорее, недооценивать свои вокальные возможности…
Голос Эррико в те годы был несильным, но красивого тембра. Выступления в церковных хорах принесли ему некоторую популярность как вокалиста, и он зарабатывал «королевскую» для семьи сумму: десять лир за участие в одной службе, которых в день могло быть и несколько (для сравнения: рядовой рабочий получал в то время в Италии чуть меньше двух лир вдень).
Помимо пения в церквях Карузо часто выступал в небольших кафе — как в самом Неаполе, так и окрестностях. Посетителям нравился голос юноши, и они обычно не скупились на чаевые. Некоторые советовали ему заняться пением профессионально. Как-то субботним вечером к Эррико подошел некий господин и сказал, что тот неправильно поет, и предложил позаниматься с его братом, вокальным педагогом. Эррико принял предложение, но после одиннадцати уроков у маэстро он понял, что этот метод губителен для его голоса, и прекратил занятия — несмотря на неопытность в подобного рода делах, Карузо все же обладал неплохой интуицией.
Летом 1891 года друг Карузо, пианист, предложил ему выступать в небольшом кафе «Рисорджименто», находившемся на пирсе. Почти каждый пирс тогда имел круглую платформу — ротонду, на которой мог разместиться небольшой оркестр. Под аккомпанемент приятеля Карузо пел неаполитанские песни. Именно здесь произошла встреча, коренным образом изменившая всю его жизнь. Один из отдыхающих молодых людей пришел в восторг от пения Карузо и решил с ним познакомиться. Эдуардо Миссиано — так он представился — поинтересовался:
