Толпа напирала, смяла стражу и через Спасские ворота прорвалась в Кремль. По народу дали залп из пушек в упор. Картечь проложила ряды, но толпа сомкнулась и, заглушая крики раненых, устремилась вперед.
Баженов находился один в модельном доме — команда была по случаю чумы распущена — и с ужасом смотрел в окно на разбушевавшуюся народную стихию. Он видел, как толпа наступала на дворцы, опрокидывая стражу. Среди бунтовщиков Баженов заметил и солдат гвардии, несших караульную службу в Кремле. Он ждал, что вот-вот толпа ворвется в модельный дом, и самое дорогое и прекрасное в его жизни — модель будет разнесена на куски.
Баженов решил погибнуть вместе со своим детищем и зарядил пистоль…
Но волна народного гнева шла по другому руслу. На модельный дом никто и не думал посягать.
Баженов осунулся, приходил в раздражение от пустяков. Строительство было начато, но деньги отпускались неаккуратно и гораздо меньше, чем требовалось. Подрядчики уклонялись от поставок, рабочие голодали и еле волочили ноги.
Вместо денег шли только бесконечные запросы, требовавшие отписок. Начальник экспедиции Измайлов сидел дома, раскладывал пасьянсы или сочинял вирши, а если и покидал свой кабинет, то, по пути на бал, заходил к Баженову и передавал ему партию бумаг.
— Посмотрите, любезный друг, и ответьте, что по вашему разумению должно.
Баженов неучтиво отказывался, ссылаясь на занятость; Измайлов надменно отвечал:
— И мне, любезный друг, недосуг…
Баженов решился на дерзость и написал письмо императрице:
«Вверенное мне вашим императорским величеством производство в Москве столь огромного здания, долженствовало, по званию моему, упражнять все мои мысли и тщание. Я обязан, однако ж, по несчастию, употребить вместо того большую по моей непривычке часть времени на чтение указов и писание моих представлений. Едва строение началось, а уже стопы дел накопились. Такое начало заставляет меня опасаться, чтоб сия переписка не сделалась со временем единственной моей работой»…
«Архитекторская команда» терпела лишения. Ученики ходили голодные и оборванные. Архитекторам не платили жалованья. Бедность доходила до того, что Баженов вынужден был хлопотать о возврате двух грифельных досок, взятых учениками на дом. Ученики вместе с родителями умерли от чумы, и доски были опечатаны, как опасные в смысле заразы.
Но, несмотря на трудные условия, команда все же превратилась в художественный центр, где разрабатывались проблемы нового русского искусства. Баженов устраивал для архитекторов и учеников беседы, излагал теорию Витрувия, делился своим европейским опытом. Плодом этих бесед явился «Словарь архитектурных речений».
