Впервые опубликована в газете «Социал-демократ»[69] (1910. № 12).
Революционное подполье всегда было ненавистно реакционному надполью. Это вполне понятно. Ненавидя революционное подполье, реакционеры из надполья повиновались инстинкту самосохранения. Люди более или менее либерального образа мыслей некогда имели обыкновение любезно улыбаться при встречах с героями подполья; однако искренней любви они никогда к ним не питали. Скорее наоборот: они всегда недолюбливали их, испытывая по отношению к ним то чувство, которое Базаров в «Отцах и детях» Тургенева внушал дядюшке Кирсанову. Когда борьба поколений («отцов и детей») сменилась у нас более или менее ясно выраженной и более или менее сознательной борьбой классов, либеральные Кирсановы довольно быстро повернулись спиной к революционерам Базаровым и перестали скрывать свою нелюбовь к «подпольным» нравам этих последних. К ним тотчас же присоединились в этом случае всевозможные полусоциалисты, дорожащие легальностью больше всего на свете. В этом тоже нет ничего удивительного. Ни либеральные Кирсановы, ни полусоциалисты органически неспособны проникнуться тем революционным настроением, которое необходимо для того, чтобы пойти в подполье и вынести свойственные ему иногда поистине ужасные условия жизни и деятельности. Революционное настроение всегда казалось и кажется им признаком политической неразвитости. Дипломатические переговоры с каким-нибудь Треповым[70] или обмен «парламентских» тостов с каким-нибудь д’Эстурнель-де-Констаном всегда представлялись и представляются им несравненно более надежным залогом торжества политической свободы, нежели «подпольная» деятельность революционеров. Но вот что странно: в последнее время у нас начинают глумиться над «подпольем» даже те, которые сами принадлежат или, по крайней мере, еще недавно принадлежали к числу его граждан. Один из органов «беззаглавных» политиков заметил однажды, что у нас существует теперь «подпольное» издание, поставившее себе целью доказать, что не нужно никакого «подполья». Больше того: та мысль, что даже революционеры могут и должны смеяться над революционным «подпольем», начинает приобретать у нас прочность предрассудка. Выражаясь так, я хочу сказать, что мысль эта распространяет теперь свое влияние даже на таких людей, которые усвоили ее, по-видимому, без всякой критики и никогда не задумывались над ее огромным отрицательным значением. Приведу маленький, но, по-моему, весьма характерный пример.
