– Здравствуй. – Он сел рядом, полуобернувшись ко мне, закинув ногу на ногу и положив руку на спинку скамейки. – Думаю, нам можно на «ты»?
Голос у него был хрипловатый, словно надорванный, серые глаза искали что-то во мне, тлело в них что-то... полунадежда?.. полуожидание?
Пока я думал, что ответить, он снова заговорил:
– Нашел тебя через адресное бюро. Увидел, как выходишь из подъезда, шел за тобой. Знал, что пойдешь сюда, я тоже люблю в парках... Значит, переехал. Развелся? С...Таней?
В парке было совсем безлюдно, и даже голуби почему-то замолкли. Летел и нехотя опускался в траву тополиный пух.
Я молча кивнул. Он провел рукой по лбу, откидывая волосы, и я заметил неровный шрам над его бровью. У меня такого шрама не было.
– Ну спроси, наконец, кто же я? – произнес он с неопределенной полуулыбкой. И, помолчав, продолжил, не дожидаясь моего вопроса: – Да, я – это ты. Слушай...
Никто не мешал нам в это воскресное утро. Солнечные зайчики застыли на песчаных дорожках. И я слушал.
Когда-то, двадцать лет назад, он был студентом. Как и я. Странно... Как и я... Он ведь и вправду был мной, он – это был я. Но и не я.
Тогда, двадцать лет назад, мы выпускали «Студенческое обозрение» – пестрое длинное полотнище, едва умещающееся на стене между деканатом и нашей аудиторией. Газета была по нынешним временам совершенно безобидной, а вот по тем временам... Ее можно было бы назвать диссидентской, но тогда это слово еще не успело появиться. Учился я добросовестно, охотно писал рефераты, летом пропадал в экспедициях на раскопках – копали неолит – и это было чертовски интересно. Место на кафедре археологии я себе уже обеспечил, но вот участие в выпуске этой нашей газеты... И было комсомольское собрание факультета, и громил нас университетский парторг, открывая всем глаза на нашу политическую неблагонадежность и вообще... После этого получил я распределение в Богом забытую сельскую школу, отработал, сколько положено, потом женился на бывшей однокурснице, на которой давно хотел жениться, и уехал жить к ее родителям в другой город. Ну а дальше совсем неинтересно. Работа в школе. Развод. Размен квартир. Работа в школе. До сих пор – работа в школе... «Как зубья пилы – чередою бегущие дни: со скрежетом жизнь перережут они» , – так, кажется, сказал кто-то из древних. Правильно сказал... Впереди, в общем-то ничего интересного уже не будет. Да и не хочется ничего. Ни интересного, ни какого-то другого.
