Вадим должен был вернуться только к вечеру, а к вечеру я уже миную Аркансу и успею встретить Галину. В палатке остались только два альпиниста, которые обязательно дождутся Вадима и поедут с ним догонять экспедицию. Она ушла далеко вперед, это ведь только я остался, потому что подхватил тутек и мне надо было акклиматизироваться. Альпинистов я не застал — они еще не вернулись из долины, куда спускались за эдельвейсами. В записке я написал, что отправляюсь назад в базовый лагерь, положил эту записку на свой спальный мешок, привалив ее камнем. Эта записка была моя вторая ложь перед Вадимом.
Собрался я быстро, меня словно лихорадило, и мне казалось, что с Галиной непременно может приключиться какая-то беда и я должен спешить. Я захватил с собой нож, бутылку воды и лепешку.
Наблюдая за входом в Аркансу, я заметил, что смерчи появляются через какие-то равные промежутки времени, словно в ущелье сидит огромный дракон, набирает в рот песок и систематически со страшной силой выплевывает его вверх. Я хотел проникнуть в ущелье, как только тучи песка рванутся вверх, но «расписание» почему-то нарушилось — страшные вихри со свистом выскочили из ущелья, завертели песок и мелкие камни. Я припал к скале и так лежал, задыхаясь и не двигаясь, пока оба смерча не рассеялись столь же внезапно, как и появились. Я поднялся и, отряхиваясь от пыли, забившей все складки одежды, двинулся вперед. Впереди, в желто-серой пелене, вздымавшейся над горами, утопало солнце.
По ущелью бродили сумерки. Черные, гигантские каменные глыбы, нависавшие слева и справа, заслонили небо. Я поднял голову, и мне показалось, будто гляжу я из горлышка бутылки. Узербай был прав — идти по дну ущелья совершенно невозможно — можно лишь карабкаться по террасе, тесно прижавшейся к отвесному боку ущелья. Но карабкаться было трудно из-за бешеного ветра. Он пронизывал насквозь, прижимал к скалам, и тогда острые зазубрины больно впивались в тело. С трудом я все же добрался до выветренной плоской скалы. Ноги скользили, тянули вниз отяжелевшее тело. Но мне удалось взобраться на скалу, и здесь я отлеживался, часто дыша, и глядел туда, где солнце. Скала подрагивала и осыпалась.
Я начал спускаться. Медленно. Оскальзываясь на валунах, обдирая локти о льдисто-холодный гранит, цепляясь вспотевшими пальцами за расщелины в скалах, утопая в пролежнях песка, осыпая за собой лавины щебня. Мускулы налились тупой усталостью, раскрасневшиеся ладони горели, во рту пересохло.
