Старычев вдруг разволновался. Так волнуются, распечатывая письмо, которое ждут долгие месяцы.
— Ты видишь эту женщину? — тихо спросил он.
Гриша оглянулся. Женщина как женщина. Около пятидесяти лет. Только уж очень усталое лицо. И бледное.
— Она работает медсестрой. Уже двадцать лет, — зашептал Старычев. — Делала мне уколы, когда я лежал в стационаре. Муж у нее погиб под Севастополем. Сынишка есть. Учится в институте. Часто болеет. Она делает все, чтобы сын выучился на врача. Живет недалеко от Русишвили. Каждое утро приходит в кафе — покупает свежие булочки сыну. И вот, когда я вижу ее, не могу… Сам понимаешь, им нелегко. А этот Русишвили разъезжает на «волге». У него жена не работает — такая здоровая, наглая баба… — Он встретился с удивленными глазами Шибаева и помрачнел. — Ты, Гриша, учти, в нашем деле не может быть равнодушных. Этот непойманный Русишвили — наш враг. Ночами буду сидеть, в отпуск не пойду, но я его…
Старычев замолчал и принялся за кофе.
— Ну, все, Шибаев, — сказал он. — Это я так, извини. Я сейчас в отдел, а ты — к Русишвили. Надо проверить, за сколько он купил дом. И побывай у нотариуса, который подписывал документ.
Они расстались. Целый день Гриша колесил по городу. Был у нотариуса, беседовал с соседями Русишвили, побывал на лакокрасочном заводе, где раньше работал Русишвили.
На завод Шибаев ходил не один, а с экспертом из торговой инспекции. Там как раз ревизия была. Ревизоры интересовались бухгалтерскими делами, эксперт же проверял качество эмульсионного разбавителя. Шибаеву было тоскливо и от ревизоров и от эксперта.
— До лампочки мне вся эта краска, — задыхался Гриша.
Он думал о Борьке Птицыне, своем сокурснике. Птицын проходит практику в уголовном розыске. Может быть, сидит он сейчас где-нибудь в засаде. На окраине города. У заброшенного домика, заросшего бурьяном. И ожидает, когда сюда главарь шайки заявится. В этом доме у них «маслина». А тут возись с каким-то эмульсионным разбавителем… Шибаев равнодушно оглядывал тучного лысого заведующего складом и эксперта, копошившихся среди бидонов и банок.
У заведующего складом было серое лицо, будто на него сел слой пыли. Грише так и хотелось провести по нему пальцем. А глаза у завскладом совсем навыкате. И когда он начинал говорить, глаза розовели и еще сильней расширялись. Казалось, сейчас они лопнут и растекутся по пыльным щекам.
Но не за это Гриша невзлюбил завскладом, а за то, что он сказал, обращаясь к эксперту:
