Он снова открыл глаза. Перед ним, сколько хватало обзора, простирался голый остров, а дальше — одно море, ничего, кроме моря, обведенного круговой чертой горизонта. «Это предел одиночества», — подумал он и ощутил себя предельно одиноким и предельно незащищенным, чтобы выжить на этой безлюдной каменной полоске — если предположить, что он должен на ней выжить, что он решится на такое: при нем всего-то и были, что словарь мертвого языка, да и тот на три четверти бесполезный, пистолет усовершенствованной модели и одежда. Он машинально порылся в карманах, хотя знал, что их содержимое не менялось уже много недель, и вдруг заметил, что он здесь не совсем один.
Вытаращив глаза, он смотрел на неподвижный силуэт, очень далекий, на другом конце полосы; силуэт был едва виден, почти растворялся на фоне моря и небосвода. Приспособив взгляд к свету и расстоянию, Селмер различил человека в белом костюме и черных очках, с белокурыми волосами, точнее сказать, с желтыми, а не белокурыми. Человек помахал рукой, нагнулся к воде и исчез. Селмер зашагал по длинной узкой полосе, снова оставшись в одиночестве среди этого пейзажа, который, будучи морским, выглядел как-то театрально.
Он шел долго, пока не добрался до конца: внизу под обрывом его ждал человек с желтыми волосами, сидевший за рулем большой моторки. Очки он снял и теперь посасывал одну из дужек.
— Садитесь, — сказал он.
Селмер спрыгнул в лодку и уселся рядом с ним. Человек с желтыми волосами надел очки и отчалил; нос моторки вздернулся кверху, и она принялась рассекать воду по прямой, с головокружительной скоростью и жутким воем. Селмер поежился на своем сиденье. Черные очки обратились в его сторону.
— Меня зовут Арбогаст, — сообщил желтоволосый.
Через несколько часов они прибыли на место. На следующее утро Арбогаст показал Селмеру остров.
— Смотри, как ты пальто испоганил, — сказал Раф.
— Ничего, куплю другое, — ответил Бак.
— Тогда бери темное, как у меня. Так практичнее.
— Я предпочитаю светлые тона.
— Послушайте, — начал Прадон, кашлянув, чтобы прочистить горло.
Бак обернулся, упершись локтем в спинку своего сиденья и взглядом — в Прадона. Он был не слишком высок, скорее сухощав и угловат. Голубое «вольво» мчалось вниз по проспекту Гранд-Арме, в сторону квартала Дефанс; перед этим они заехали на квартиру Рафа, где упрятали помощника. За все это время Бак и Раф обменялись не более чем пятьюдесятью словами, а Марк-Аврелий Пьове и вовсе произнес только шесть.
