Теперь все утряслось. Абель прошелся по темному залу ночного кабаре, борясь с тоскливым ощущением, что и его «утрясли» вместе со всем этим кошмаром. Стоял холодный, но солнечный полдень. На улице было мало народу, да и в зале негусто. В темном закутке присели две уборщицы, отдыхая и шепотом сравнивая свои уровни холестерина. Пианист под сценой молотил по клавишам с бесстрастным видом машинистки. В уголке его рта торчал окурок с необыкновенно длинным, слегка искривленным столбиком пепла, и струйка дыма поднималась вверх, стелясь по лицу, обтекая все его выпуклости, в частности, полузакрытые глаза, и рассеиваясь на уровне лба, у корней волос. К бортику пианино крепился на прищепке ночничок, освещавший ноты «These foolish things remind me of you», которые музыкант исполнял с бесконечными вариациями. Рядом с пианино в полумраке девица в голубых колготках принимала одну за другой соблазнительные позы, стараясь не выбиваться из ритма мелодии Машвица и Стрейчи; однако анатомическая просодия явно отставала от музыкальной.
Абель немного понаблюдал за ними, затем поднялся в гримерные. Комнатка Карлы была захламлена больше других. Пол скрывался под многослойными горами разных вещей: нижний слой состоял из одежек Карлы, верхний — из тряпок ее заместительниц, в соответствии с порядком их поступления сюда. Чего тут только не было: чулки, нижнее белье всех цветов радуги, лакированные сапоги, грим, запасов которого хватило бы на сто лет вперед, пальто, рассованные по углам, стопки газет у стены, платья на спинках стульев, фотографии актеров или вовсе каких-то незнакомцев, пришпиленные к обоям, зеркальца, бумажные платки, букеты в различных степенях увядания, плечики, пепельницы и прочие сосуды, служившие пепельницами, бутылки минеральной воды, лампочки, целые и перегоревшие.
Абель принялся за уборку. Он хотел собрать все вещи Карлы, валявшиеся в комнате со дня ее смерти: ему было грустно видеть, как они лежат тут заброшенные, затоптанные и скомканные; некоторые и вовсе уже кто-то стащил. Какое-то время он выжидал, вдруг за ними придут, но никто так и не явился. И тогда он решил сложить их в картонку и унести к себе домой, на память о ней. Он обвяжет коробку веревочкой, может, даже наклеит этикетку и спрячет в глубь платяного шкафа, среди других таких же памятных свертков, которые хранил не слишком часто открывая. Он расчистил розовый линолеум, освободил столы и стулья и собрал целую кучу вещей Карлы. Правда, при этом он слегка сплутовал, отбросив несколько одежек, не соответствовавших его представлению о ней, и добавив несколько посторонних мелочей, которые, по его мнению, могли бы ей понравиться. Устранив большую часть беспорядка, он взялся за вешалку, стенные шкафы, ящики и под конец обшарил углы.
