Асланбек решительно воспротивился, когда его фирму попытались использовать для отмывания грязных денег, но не смог отказать Шамилю в просьбе предоставить в распоряжение его людей счет «Сигмы» в австрийском банке «Кредитанштальт». Шамиль объяснил, что с этого счета будет оплачиваться лечение раненых моджахедов. Асланбек понимал, что все здесь не столь невинно, но понимал и другое: отказ от сотрудничества опасен. Экстремисты всех мастей одинаковы: кто не с нами, тот против нас. Он приказал Илье Марковичу оставить на счету фирмы в банке «Кредитанштальт» пять тысяч шиллингов, остальные деньги перевести в гамбургский филиал Дойче-банка и счетом в Вене больше не пользоваться.
Асланбеку ничего не оставалось, как поддерживать репутацию своего. В офисе его фирмы проходили встречи высокопоставленных эмиссаров Дудаева, а после его гибели — Басаева и Хаттаба с деловыми партнерами, в его загородном доме в подмосковном поселке Красково они находили безопасное укрытие.
Рахиль очень не нравились эти люди. Но она все понимала. Она забирала Вахида, переезжала в московскую квартиру и возвращалась в Красково, когда гости уезжали.
Рейс из Стамбула прибыл с получасовым опозданием. Встречающие выстроились возле выхода из таможенной зоны длинным живым коридором. У многих в руках были плакатики с именами. Такой же плакатик был и у Асланбека. На нем было написано: «Abdul-Hamid Nadji».
Сначала прошествовали пассажиры первого класса — солидные бизнесмены с кожаными кейсами, все, как один, смуглые, черноусые, с массивными золотыми перстнями. Абдул-Хамида Наджи среди них не оказалось. Потом повалили шумные русские туристы с детьми, ездившие в Анталию из слякотной апрельской Москвы ухватить щедрого турецкого солнца.
Прошел, не глядя ни на кого, странный человек с бледным безусым и безбородым лицом. Он был в новой, дорогой, но плохо сидящей на нем одежде. Асланбек, любивший хорошо одеться и знавший в этом толк, машинально отметил, что плащ на нем от Хуго Босса, костюм от Армани, шляпа «Стэнтон», дымчатые очки в тонкой золотой оправе тоже не из дешевых. Все сидело на нем так, будто было надето только что, без подгонки. В советские времена так одевались отпускники-северяне: покупали в ГУМе новые костюмы, тут же облачались в них, а старые запихивали в урну.
Прошли челночники, обремененные огромными баулами. Потом послышалась французская речь — прибыл парижский рейс. Никто не реагировал на плакат в руках Асланбека. Он еще немного подождал и направился к справочному бюро, чтобы дать объявление по радио. Но в тот момент, когда он склонился к окошечку, сзади негромко сказали на плохом английском:
