— Надо быстро собираться и уходить в тайгу, — говорит отец, заходя обратно на кухню.
Дядя Александр развернул самодельную карту, и отец, водя пальцем по нанесенным чернилами извилистым линиям, сказал:
— Вот здесь перейдем Базаиху, а потом вверх по Корбуку… Тетя Аделе начала торопить отца. Подружка, прибежав из деревни Ситика, только-что сообщила ей, сама слышала, как пьяный белогвардейский офицер говорил брату Юхану: «Сейчас мы этой падалью пачкаться не будем, праздник все-таки, а после праздника покончим со всеми. И с Пусэпами, и с Юурикасом, и с Оя…»
Наспех закончив ужинать, отец позвал меня.
— Пойдем, Эндель.
Мы побежали вверх по логу. В полуверсте, чуть правей поселка, лежала вывороченная с корнями громадная ель.
— Спрячься за ней и прислушивайся. Как услышишь, что едут, свистни и беги домой.
Услышав вскоре громыхание приближавшейся по проселку телеги, я заложил два пальца в рот, свистнул, что было силы и понесся домой.
Вдвоем с Вальтером выгнали из загона скотину и погнали ее к реке. Взрослые довязывали навьюченные на коней мешки с вещами, продуктами и обещали догнать нас.
— А где же мы теперь жить будем? — спросил Вальтер, когда мы уже перегнали скот вброд через Базаиху. Что я мог ответить? В самом деле, где?
Выйдя на рассвете к реке Корбук, мы, не раздумывая, свернули влево, вверх по реке. Коровы пошли медленнее, то и дело хватая пробивавшуюся сквозь прошлогоднюю траву нежную зелень.
— Давай остановимся, — предложил я. — Подождем других.
Скотина разбрелась по поляне, жадно поедая сочную траву. Нам тоже хотелось есть, но мы не догадались захватить с собой даже куска хлеба.
— Надо черемшу искать, — вспомнил брат Вальтер. На наше счастье, она оказалась рядом и мы наелись до тошноты.
Прошел день. С наступлением темноты стало холодно и мы разожгли костер. Ждали всю ночь. Никого.
И только наутро, когда солнце поднялось над верхушками елей, наконец-то на тропинке показался отец.
— А коров вы доили? — огорошил он нас еще издали вопросом.
Вот растяпы! Нам это и в голову не приходило. Ведь нам так хотелось есть, а рядом было молоко…
Отвязав от пояса привезенную еще с войны небольшую манерку, отец принялся доить коров.
Дав нам по кусочку хлеба и молока, отец накормил и собак. Ругая себя, что не сказал, по какой тропе нам следовало идти, велел трогаться назад.
Лишь на следующий день догнали мы остальных членов семьи. Тут же паслись стреноженные кони. Навьючив на них поклажу, хотели продолжать путь, но не смогли поднять свиней. Не помогли ни хворостина, ни кнут. Приподнявшись немного и визжа от боли, то одна, то другая вновь валилась на брюхо.
