Отшумело половодье, подсушилась земля. Наступила пора сеять. Отец вытащил плуг, припряг к Машке мерина и провел первую борозду. А когда на ровных длинных пластах земли уже могла уместиться самодельная деревянная борона, запряг и второго, и я, гордо сидя на нем верхом, начал боронить. Но не успели еще отсеяться, нас настигло несчастье. «Мой» меринок свалился ночью в полную еще от снеготаяния воды яму и утонул. Поникли головы у взрослых, моим же слезам не было конца.
…Почти каждое воскресенье собирались у нас хуторяне. Часами спорили и говорили, заполняя «классную комнату» едким дымом махорки и самосада. Изредка на эти собрания приезжал из, Красноярска здоровый светловолосый дядя, товарищ Иозеп, как его почтительно называли хуторяне.
Когда он приезжал, на собраниях было всегда многолюдно. Протискивались туда и мы, мальчишки. Но, мало что понимая из его многочасовых речей, мы там долго не задерживались.
Как только у нас вновь появился Вольдемар Оя, наш хутор стал центром притяжения всей окрестной молодежи. Всегда чисто выбритый, с прямым пробором в слегка вьющихся светлых волосах, вежливый и улыбающийся молодой учитель быстро стал кумиром хуторской молодежи. Он организовал драмкружок и смешанный хор, в которых принимали участие не только молодежь, но и совсем уже пожилые хуторяне. Чуть ли не всей деревней построили на пригорке «сцену», поставили бревенчатые скамьи для зрителей.
Под Иванов день, когда была назначена «премьера» драмы в трех действиях «Кража со взломом», окрест нашего хутора стоял невообразимый шум и гам. Как в цыганском таборе, сгрудились десятки повозок, телег и ходков с поднятыми к небу оглоблями. Стреноженные лошади паслись тут же под соснами. Народу наехало отовсюду: из Западного Имбежа и Островков, из Тарвасту и Уяра. Были здесь русские из Мишкино и Духовичи. Приехали эстонцы из волостного села Шалинского, из Есауловки и Ситика. Приезжали целыми семьями, привозя с собой бочонки с домашним пивом, вокруг которых толпились и отпускали соленые шутки друзья и знакомые. По двое-трое, уединяясь подальше, сидели на валежинах старики и украдкой, из-под полы тянули прямо из бутылок вонючий самогон.
В сумерках начался спектакль. Зрители уселись на бревна и В полной тишине смотрели на невиданное еще представление.
Уже далеко за полночь, когда задернули составленный из разноцветных одеял занавес, зрители переместились к огромному костру, зажженному в честь Иванова дня.
