Итак, я лежала, не двигаясь, следила за бежавшими собаками и старалась овладеть своими мыслями. Если бы я была способна воспользоваться Силой, как прежде, я была бы свободна с той самой минуты, как встала на ноги. Я не сомневалась, что могла бы повлиять и на собак, и на их хозяина. А теперь я напоминала человека, привыкшего надеяться на свои ноги, но вдруг оставшегося калекой как раз тогда, когда ему предстоит долгий и опасный путь.
Дважды собаки останавливались и садились, тяжело дыша, на снег. Их длинные языки вываливались из пастей. Во второй раз их хозяин подошёл и взглянул на меня, наверное, чтобы проверить не пришла ли я в себя. Но меня предупредил скрип его шагов, я закрыла глаза, и, кажется, изобразила вполне убедительную картину обморока. Я не открывала глаз до тех пор, пока собаки не побежали вновь.
Осторожно выглянув, я увидела, что впереди уже не лежит нетронутый снег. Его поверхность была испещрена следами других саней. Видимо, мы приближались к цели. Теперь я должна была быть особенно внимательной, разыгрывая роль сломленной пленницы. Чем дольше я смогу притворяться, что нахожусь в беспамятстве, тем больше узнаю об этом народе, потому что, судя по следам полозьев, мой захватчик живёт не один, просто его товарищи ехали впереди.
Собаки сбежали по склону в долину, где деревья казались тёмными растопыренными пальцами на крепком и чистом снегу, хотя солнце уже село, оставив в небе лишь несколько светлых полос. Из долины донёсся дружный лай, и собаки, которые везли меня, отвечали в полный голос.
Присмотревшись, я поняла, что это был лагерь, а не место постоянного жительства, как, например, у Зелёного Народа. Хотя уже и стемнело, я разглядела между деревьями палатки, хитроумно поставленные таким образом, что деревья составляли часть их самих. Я вспомнила рассказ Кимока о том, как он останавливался у моховух, жилища которых огораживались мхом, свисавшим с ветвей старых деревьев. Но здесь стены были не изо мха, а из шкур, разрезанных на полосы и сплетённых в полотнища, гибкие и удобные в обращении. Они висели, создавая неправильной формы комнаты, каждая вокруг своего дерева. Костёр горел перед входом снаружи, а не внутри.
Возле каждой палатки стояли, яростно лая, по три-четыре собаки. Несколько мужчин вышли, чтобы выяснить причину собачьего шума. Насколько я могла судить при слабом свете, все они имели тот же цвет кожи и те же черты, что и мой захватчик, так что трудно было сказать, племя это или семейный клан. Когда сани остановились на опушке леса, люди подошли ближе, и я сочла за благо прикинуться, что всё ещё не пришла в себя.
