Но — «всё это уже было под солнцем».
Вот говорят, что все несчастные семьи несчастливы по-своему. Чепуха. Это со стороны так кажется. Со стороны счастья. Нет, если копнуть глубже, то видишь: природа разлада всегда одна и та же. Эгоизм, так пылко служивший любви (ибо что такое любовь, как не всплеск эгоизма?), поворачивается новой гранью. Образ любимого человека начинает двоиться и множиться. Всё труднее ежедневно воссоздавать его мечтой. И вот однажды мечта перестает работать. Дальше — действительно, у всех по-разному; но это уже детали. Развенчание произошло. Только когда смотришь изнутри, твоя беда кажется небывалой. Почти как прежнее счастье. Со временем понимаешь: всё — как у всех. Вывод, для самолюбия неутешительный. Ты больше не избранник божий. Снимай венец, отправляйся в толпу.
Несколько лет они промучились в объяснениях. От сознания своего малодушия ему становилось тошно. Беда нарастала, как снежный ком. Редкие проблески надежды только затягивали муку.
В материальном отношении Конча была независима, английский выучила лучше него, давно работала в солидной фирме… О другой стороне ее новой жизни он ничего не знал, потому что не позволял себе знать. Тут был ужас; черта, которую переступить нельзя.
4
— Но ведь вы не платили взносов в фонд национального страхования.
— Не платил… Жил бедно…
— Извините, но в таком случае вам пособия не полагается. Попробуйте найти работу.
Сотрудница вежливо улыбнулась. Всё она понимала. Какая работа в его возрасте! В грузчики он уже не годится. В преподаватели тоже. С испанским языком полно бойкой университетской молодежи. По-английски он говорит с тяжелым акцентом. А что он Шекспира прочел, так это вовсе не плюс на родине Барда.
Жалкая испанская радиостанция, на которой он служил в первые годы по приезде, давно закрылась. Или дотлевала, он точно не знал. Значения это не имело. Всё равно радио — не для него. Он и слушал-то его редко. Никогда в своей жизни сам приемника не включил.
Газеты и журналы платили гроши. Он попробовал было писать по-английски, даже напечатал несколько статей. Тут платили по-настоящему, да брали редко. Кому нужен захудалый Эквадор? И вся-то Латинская Америка невелика при взгляде из Лондона. А соперничать с британскими public philosophers на их поле, на поле британской культуры, было ему и тяжело, и скучно.
Он понуро брел домой, пытаясь увязать бюст и статью в энциклопедии со своей серой, безрадостной жизнью, с бесконечной полосой больших и малых неудач.
