Турк оставил машину возле гремящей и орущей забегаловки, на углу плохо освещенного переулка, где жил Томас. Только-только стемнело. Кругом кипела жизнь, за каждой второй дверью завывала музыка. Но в фургоне у Томаса было темно, свет не горел. Может, старик спит? Дверь была почему-то приоткрыта.
Турк постучал в нее на всякий случай, хотя был уже уверен, что это бесполезно. Из дома не доносилось никаких звуков. Нашарив в кармане налобный фонарик, он включил его и посветил мигающим светом внутрь. В комнате царил разгром. Столик возле кресла, в котором обычно сидел Томас, валялся вверх ногами, на полу виднелись осколки лампы. В воздухе висел еще запах застарелого пота. Турк посветил на кровать, но она оказалась пуста.
Подумав секунду, он вышел и решительно постучал в соседний фургончик. Ему открыла тучная женщина в серой сорочке. Недавно овдовевшая миссис Гуди время от времени составляла старику компанию по выпивке. Томас как-то познакомил ее с Турком.
Соседка заявила, что последние несколько дней его не видела. Но сегодня приезжал какой-то белый фургон…
— А что — что-то случилось?..
— Надеюсь, что нет. Миссис Гуди, а как давно приезжал этот фургон?
— Час назад, может, два.
— Спасибо, миссис Гуди. Вы меня успокоили. Но все-таки лучше запирать двери покрепче.
— А то я не знаю этого! — сказала миссис Гуди.
Он вернулся к жилищу Томаса и плотно прикрыл дверь. Было ветрено. На углу переулка дребезжал на ветру самодельный фонарь. Под ногами метались судорожные тени. Турк набрал номер Лизы. «Ну подойди, ответь, пожалуйста», — умолял он ее мысленно.
* * *
— Прочитать дальше письмо от Сьюзен Адамс, — приказала Лиза компьютеру.
Домашний ридер по крайней мере умел разговаривать женским голосом, хотя интонации его мало напоминали человеческие.
«Пожалуйста, пойми меня правильно. Я просто беспокоюсь о тебе как мать. Все время думаю, как ты там одна, it этом городе»…
Да уж. Одна. Можно было не сомневаться, что мать ударит в самое больное место. Невозможно было объяснить кому-то, что ей, Лизе, здесь нужно, и почему это для нес так важно.
«…подвергаешь себя опасности»…
Которая кажется куда реальнее, когда ты, как выразилась мать, одна.
«…хотя ты могла бы спокойно жить дома или с Брайаном, который»…
Разговаривает с ней, маскируя свою растерянность покровительственной интонацией, как сейчас вот.
«…тоже ведь всегда говорил тебе»…
Да. Говорил.
«…что ни к чему копаться в мертвом прошлом».
«А если оно не мертвое? Если мне, — думала Лиза, — не хватает то ли решимости, то ли бесчувствия, чтобы окончательно с ним распрощаться? И у меня нет другого выхода, как только гнаться за ним по пятам, пока оно наконец не отдаст последние долги. Может, радостные, а может, горькие».
