— И что?
— А то, что колдуном вы меня не считали, а просто хотели напугать. Это я потом понял. Так вот замок ваш — так же. Он уже тогда знал, что вы свой, однако врезал вам изо всех сил.
Потом он сказал, что когда у него возникают трудности с замком, он сразу вспоминает меня, и поступает так, как поступил бы, имей дело со мной.
— Так значит, я, по-твоему, непредсказуемый и жестокий. Не видал ты жестоких князей, вот что, — сказал я.
— Я видел много разных людей. — Он улыбнулся. — Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Не о вас. Например… Вы знаете, я всем башням дал имена. Западная — Свеча. Восточная — Чудище. Северная — Белый Ветер. Южная — Алая. А эта — он показал глазами вверх — Зунта.
— Зунта? Почему?
Он смущенно опустил голову и сказал, что так зовут одну девушку, которая живет очень далеко отсюда, во Флангере, а почему он назвал башню в ее честь, он не знает.
— Ясно, — сказал я. — Хорошенькая?
Вместо ответа он выудил из кармана мелок и быстрыми движениями набросал на темной плите пола тонкий острый профиль.
— Ничего, — одобрил я. — И ловко же ты рисуешь, однако.
— Кажется, с закрытыми глазами мог бы ее нарисовать, — ответил он тихо. — А она меня и не помнит, наверное.
— Все может быть, память-то девичья. Кстати, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, у меня была женщина по имени Зунта.
— Правда? — просиял Перегрин.
Я рассказал, что была она служанкой в замке моего отца, и что я уже не помню, как там у нас все приключилось в первый раз. Смешная была тетка — огромная, мягкая, и всегда забавно так, плотоядно урчала, когда я в нее зарывался.
Перегрина покоробило.
— А потом стервец Алмир, мой драгоценный братец, как-то о нас пронюхал, и однажды принялся высмеивать меня при всех. Был какой-то праздник, гостей видимо-невидимо. Нас едва разняли. До сих пор жалею, что не задушил его в тот раз.
Внезапно факел на стене затрещал, догорая, и погас. Я ухватился за Перегрина.
— Не бойтесь, — шепнул он.
— Я не боюсь никого. Никого из людей, — громко сказал я. — Но сидеть здесь, как в могиле…
— Руку пустите, больно.
Я отпустил его, и мы некоторое время сидели в темноте и тишине, а потом я не выдержал и попросил его не молчать.
— Рассказывай что угодно. О странствиях своих, об учителе… как его… О Зунте, если хочешь. Или лучше скажи — этот саркофаг не мне ли предназначен?
— Нет, — ответил Перегрин. — Мне.
Я повернулся к нему, но лица не увидел.
— В конце жизни каждый мастер должен вернуться в свой первый замок. Мастер Гэдан вернется в Черный Храм. Я вернусь сюда. Круг должен замкнуться. Таков закон. — Он тихо рассмеялся в ответ на мое растерянное молчание и добавил: — Но это будет не скоро. Мастера обычно живут очень долго.
