«Загадка женственности»['The Feminine Mystique'] | страница 54



Большинство девушек, выросших в годы, когда феминистки пытались уничтожить причины, порождавшие клеветнический образ «нежного ничтожества», отчасти восприняли образ женщин-мужененавистниц от своих матерей, которые были все еще у него в плену. Их матери и были, возможно, прообразом мифа о женщинах-мужененавистницах. Чувство презрения и самоуничижения, которое могло превратить нежную домашнюю хозяйку во властную мегеру, обращало их дочерей в рассвирепевшую копию мужчины. Первые женщины в бизнесе и женщины, получившие профессию, считались уродами. Некоторые из них, сомневающиеся в своих новых свободах, видимо, отказывались быть добрыми и нежными, любить, иметь детей из страха потерять завоеванную независимость, из страха вновь стать обманутыми, как их матери. Они и укрепили этот миф.

Но их дочери, которые выросли, имея уже права, завоеванные феминистками, не могли вернуться к старому образу «нежного ничтожества», не было у них и причин быть похожими на сердитых мужчин или бояться любить их, как это

было с их тетушками и матерями. Сами того не понимая, они подошли к поворотному пункту осознания себя как личности. Они наконец переросли старый образ и могли самостоятельно выбирать, кем стать. Но какой им был предоставлен выбор? С одной стороны, злобная феминистка, мужененавистница, женщина, делающая карьеру, нелюбящая, нелюбимая и одинокая. С другой стороны, нежная жена и мать, окруженная заботой любящего мужа, проводящая все дни со своими ненаглядными детками. Хотя многие женщины продолжали идти дорогой борьбы, на которую впервые вступили еще их бабушки, тысячи других женщин — жертвы ошибочного выбора — сошли с нее.

Причины их выбора были, конечно, намного сложнее, чем влияние мифа о феминистках. Как смогли китайские женщины обнаружить, что они могут бегать, после того как в течение многих поколений их ноги были заключены в колодки? Первые женщины, с которых сняли колодки, наверное, испытывали такую боль, что некоторые из них боялись даже встать на ноги, а не то что ходить или бегать. Чем больше они ходили, тем меньше болели их ноги. Но что произошло бы, если бы до того, как выросло первое поколение китайских девочек с раскрепощенными ногами, доктора, желая избавить их от боли и разочарования, вновь поместили бы их ноги в колодки? Если бы их учили, что ходить в колодках очень женственно, что, если они хотят, чтобы их любили мужчины, они должны ходить только таким образом? Если бы им говорили, что они станут лучшими матерями, если не смогут далеко уйти от своих детей? Если бы торговцы с лотков, поняв, что женщины, которые не могут далеко ходить, купят у них больше безделушек, стали распространять басни о том, как опасно бегать и какое счастье, когда твои ноги в колодках? Захотели бы тогда китайские девочки, чтобы их ноги были надежно закреплены в колодках, соблазнились бы они на то, чтобы хоть однажды пройтись или пробежаться?