— Еще в шестидесятые годы интеллектуалы начали превращаться в подобие класса, не имеющего собственных экономических интересов. Мы превратимся в класс странствующих монахов, мыслителей, философов. Понимаете? У нас появятся сверхвозможности в области трансцендентного. И мы выстроим храмы, уж вы мне поверьте!
В те годы он мог показаться несколько чудным. Прошлой осенью с ним случилось то, что сам он называл "мой крах".
Теперь же стоит ноябрь, необычно теплый и ласковый, он кроток с женой и рассчитывает пережить этот месяц благополучно.
Даже когда она два дня тому назад по невыносимой, свойственной всему их полу рассеянности распахнула дверцу машины прямо перед бампером проезжавшего грузовика, который начисто снес эту чертову дверцу — считай, тысячи три на ремонт, — то и тогда он ничего такого особенного не сказал.
— Может, стоило бы оглянуться, прежде чем открывать дверь? — поинтересовался он вполне любезно.
Он был в той фазе отрешенности, когда стычки не приносят никакого удовольствия.
Покуда стоял единственный в городе храм, вокруг которого осенние чайки рассеянно кружили перед отлетом.
Никто толком не знает, что такое человек.
Мастера средневековых застенков, умелые, упорные, изощренные, на сей счет заблуждались. Клиники восемнадцатого века, с их ваннами и душами, с 3 коварно расставленными препятствиями и ловушками на пути блуждающих, век девятнадцатый с его смирительными рубашками, маэстро Фрейд со своими хитроумными трансформациями и ритуалами — все они упускали из виду нечто.
За спиной человека всегда остается сгусток темноты, настойчиво испускающий свои собственные сигналы, не адекватные ничему, чего можно было бы ожидать от самого человека.
Современные государства наделяют человека с рождения личным номером; они вносят его в банки данных, организуют в рабочие бригады или распаляют митингами, его силами осваивают заполярные рудники, ссылаясь при этом на его якобы троцкистские взгляды; превращают его в недоразвитого уродца в голодных тропических регионах или в косноязычного алкоголика в метро, в промозглой сырости, под давящей тяжестью горных пластов. Физиологи втыкают в его мозг свои серебряные электроды и наблюдают, как тот реагирует на слабые, но очень точно направленные разряды и как оргазм бушует электронной бурей, неотличимой на экране осциллографа от эпилептического припадка.
И все это — в странной уверенности, будто действительно известно, что на самом деле есть человек.
