Так что в 12 часов дня, когда, как мы прекрасно знали, в лечебнице время обеда, Тильте, Ханс, Баскер и я отправились в «Большую гору» — тогда там ещё не было охраны. С собой мы прихватили кубок, который дали понюхать Баскеру, а потом стали одна за одной обходить все комнаты. Мы нашли деньги в третьей комнате, или, точнее, Баскер нашёл их, они даже не были спрятаны — просто лежали в незапертом ящичке шкафа, в котором на дополнительных выдвижных перекладинах висело двести галстуков.
Когда граф вернулся с обеда, мы сидели в его комнате. Он замер в дверях и произнёс: «Рад вас видеть». И тогда Тильте сказала: «Мы тоже рады вас видеть. И будем рады снова увидеть деньги».
Это была наша первая встреча с графом, и после преодоления некоторых трудностей и всяких мелких недоразумений, которые неизбежны, если ты только что застукал собеседника на том, что он вломился в твой дом и украл пятнадцать тысяч крон, в нашей компании воцарилась замечательная атмосфера. Мы рассказали ему о жизни на Финё, а граф рассказал о своём детстве на севере Зеландии в окружённом рвом замке, в котором можно разместить одновременно двести пятьдесят гостей. Он поведал нам о том, как после окончания частного интерната Херлуфсхольм отец с матерью подарили ему квартиру, которую он тут же продал, чтобы закупиться кеталаром — это, по его словам, что-то вроде ЛСД, но забавнее — делаешь укол и две минуты спустя тебя через точку в черепе выбрасывает в космос.
Я тогда заметил, как Ханс вздрогнул при упоминании о выбрасывании в космос.
Каждый день в течение года граф колол себе кеталар, и когда деньги кончились, он оказался без крыши над головой. Но обстоятельства сложились так удачно, что как раз начался сезон грибов, так что он поселился в палатке в лесу. Там, по его словам, обитали маленькие гномики, они ежедневно собирали для него псилоцибины, которые столь же хороши, как и мескалин, а когда похолодало, и он, переехав в город, поселился в подъезде дома в районе Нёрребро, гномики стали приносить ему какао с молоком, валиум, а иногда и дозу героина, и так он и перебивался, пока его не задержали, не отправили в суд, а потом на Финё.
Ушли мы от графа в тот вечер затемно. К этому времени мы уже были друзья не разлей вода, и каждый из нас дал ему по тысяче крон, и пока мы шли к выходу из «Большой горы», он стоял у окна и пел нам.
Петь он продолжает до сих пор: примерно два раза в месяц, облачившись в розовый костюм в крупный белый горошек и вооружившись архилютней — это такой музыкальный инструмент, который звучит и выглядит, как нечто инопланетное — он появляется на лужайке под нашими окнами. И распевает примерно с полчаса. Граф чувствует влечение как к мужчинам, так и к женщинам, поэтому он влюблён и в Тильте, и в Ханса — как крыса в два сыра, и вначале мне было непонятно, как всё это объяснить приходящим ко мне в гости приятелям, которые слышали графа и видели его с этой архилютней. Трудно было также объяснить то, что время от времени ему приходится отрывать руку от инструмента, чтобы дирижировать маленькими голубыми человечками, которые, как он утверждает, живут под нашей верандой и которые ему аккомпанируют. Но со временем мы к нему привыкли. Тильте, с присущей ей сдержанной скромностью, говорит, что если у тебя есть королевство, то у тебя должно быть и множество самых разных подданных, и граф понемногу стал превращаться в члена семьи.
