Кейт вытащила из своего кошелька два соверена.
– Один подарил мне мастер Бернард на покупку книг. Другой дал мне мастер Рекс. По его словам, лучше мне лакомиться шоколадом, чем забивать себе голову книгами.
– Два фунта! О, девочка моя!
– Да, мама. Один будет тебе рождественским подарком от меня, а на второй я накуплю себе книг.
– Кейт, дочка, я не возьму…
– Не глупи, мамочка. Мне эти деньги все равно не нужны. У меня новая одежда и все, что мне нужно. Больше мне ничего не надо. И еще… Со следующего года мне будут платить на два шиллинга больше!
– Да?!
– Да.
Сара присела на кухонный стул.
– Знаешь, дорогая, все так внезапно… Бог милостив! – произнесла она.
Затем, словно бы в насмешку, ее мысли обратились к лежащему наверху Тиму. Впрочем, Сара не собиралась ставить под сомнение милость Божью, а образ мужа не мог испортить ей настроение. Она даже слабо посочувствовала Тиму.
– Ты не против, если я куплю ему из этих денег унцию табака? – вертя в руке соверен, спросила Сара.
– Не против, – не смотря на мать, ответила Кейт. – Как его нога?
– Не лучше и не хуже. Я не думаю, что она заживет. Врач говорит, что его надо положить в больницу, но твой отец не хочет. Он боится, что его пошлют в Хартон. Врач объяснял, что больница – не работный дом, но бесполезно. Он никого не слушает.
– Что? Он не будет ходить?
– Будет. Кость не сломана. Просто в рану попала грязь, пока он ковылял из доков домой, а потом ждал прихода врача.
Обе женщины встрепенулись, заслышав легкий стук во входную дверь.
– Это доктор пришел, – сказала Сара.
Хозяйка дома пригладила руками волосы и расправила складки передника.
Кейт стояла и смотрела, как мать идет в прихожую, и вдруг почувствовала, что краснеет. Ей было стыдно. Она ни разу не виделась с доктором со времени его последнего визита, недели через две после рождения Энни. Тогда Кейт сидела, завернутая в одеяло, перед горящим в камине огнем… И вот теперь она вся такая разодетая и франтоватая…
Скрипнула, открываясь, дверь, и мужской голос произнес:
– Доброе утро, миссис Ханниген.
– Доброе утро, святой отец, – в тон ему бесцветным голосом сказала Сара.
Священник прошел на кухню. Его пронзительные глазки под толстыми стеклами очков медленно осмотрели кухню, перемещаясь справа налево. От взгляда священника не укрылся стол, ломящийся от еды, недоступной беднякам даже по праздникам, и сложенные на стуле шляпка и пальто, отороченные мехом. Посреди комнаты стояла высокая девушка, разодетая в дорогие ткани и шелк. Отблески огня играли на завитках волос, уложенных в замысловатую, весьма легкомысленную, на его взгляд, прическу. Из всего увиденного можно было смело заключить, что эта особа, когда-то уже тяжко согрешившая, продолжает в том же духе.
