Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] | страница 2

Короткий, почти неуловимый взгляд, которым она окинула Соланж, напоминал улыбку, а в улыбке сквозило одобрение. Но к чему оно относилось?

Соланж безотчетно улыбнулась в ответ. Тоже что-то одобрила. Вот только — что?

Потом набрала в грудь побольше воздуха и свернула за угол. Ну вот, дело сделано.

Соланж идет, аккуратно переставляя ноги, старательно отмеряя и выверяя каждое прикосновение ступни к асфальту. Тело плавно покачивается, голова чуть наклонена, словно она…

Будильник прозвонил, как положено, в семь часов, но Соланж продолжала безмятежно спать. И, проснувшись намного позже обычного, позволила себе роскошь заварить второй чайник: как правило, она делала это только по воскресеньям, предаваясь занятию, которое сама называла «внутренним омовением», своеобразным упражнением, помогавшим ей навести порядок в собственных мыслях и очистить совесть.

Сегодня во время душевной уборки первым делом, вне всякого сомнения, следовало заняться вчерашней встречей. Она заслуживала особого внимания.

Может быть, Соланж должна была поинтересоваться тем, каким образом и почему что-то изменилось, стоило ей сказать «да» старой Даме в синем?

Тем не менее, как ни странно, именно это «да» Соланж совершенно не хотелось обдумывать: словно достаточно было только ощутить это согласие, словно ее «да» было из числа тех вещей, которые не обсуждаются, поскольку совершенно очевидны.

Нет, если сейчас ее мысли и были чем-то заняты, то, скорее, отношениями с дочерью, с Дельфиной. Был как раз вторник, а по вторникам у них было заведено ужинать вдвоем в ресторане «У Пьера» на улице Вожирар.

Дельфине только что исполнился двадцать один год, и она уже несколько месяцев жила отдельно в крохотной студии, которую смогла снять благодаря отцовской поддержке и где непрерывной чередой сменялись ее любовники.

Ужины по вторникам давали возможность подсчитать преимущества и недостатки такого изобилия мужчин, и традиционные взгляды Соланж ничему не мешали, тем более что держалась она скорее как старшая сестра, чем как мать, была сообщницей, а не щедрой на выговоры строгой наставницей. Дело в том, что после развода, став независимой и осознав, насколько трудно в отношениях с мужчинами удерживаться на грани между благоразумием и безрассудством, Соланж почувствовала себя не менее растерянной, чем дочь.

А вот сегодня утром Соланж поняла, что способна на большее, чем оставаться простой сообщницей. Какое-то новое чувство подсказывало ей, что, может быть, лучше помогать Дельфине, отойдя чуть подальше, с большего расстояния, может быть, лучше посмотреть на дочь с другой точки зрения, что ли. Как полагается матери? Нет, еще лучше: за пределами этого. Это «запредельное» не имело названия — во всяком случае, пока не имело, — но именно с такой позиции следовало отныне давать советы Дельфине. Да, да, она совершенно в этом уверена.