Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник] | страница 19

…Да, да, в «Приятном отдыхе» жить действительно приятно. Садик такой красивый, ухоженный. В этом году бегонии совершенно великолепные. Ничего не скажешь, Люсьен — это нашего садовника так зовут, Люсьеном, — так вот, Люсьен просто себя превзошел. Что касается мадам Шуазель — это директриса «Приятного отдыха», — мадам Шуазель очень милая. В последний четверг месяца всегда бывает праздничный полдник с концертом, подают гренки с маслом и теплый шоколад. Они с Морковкой ни за что на свете не согласились бы пропустить этот полдник с концертом. «Правда ведь, Морковка?» Серьезная музыка — это, конечно, великая вещь. Особенно Шопен. Да-да, Шопена они любят особенно.

— Мадам Шуазель? Она принимает посетителей по утрам. Можно договориться о встрече. Речь идет о ком-то из ваших родных? Ну, словом, достаточно созвониться. Если хотите, могу показать вам мою комнату. Ее окно выходит в сад, как раз туда, где Люсьен посадил бегонии. Все, кто живет в «Приятном отдыхе», любят туда приходить…

Соланж ощущала прикосновение влажного носика, уткнувшегося в ее живот, певучий голос мурлыкал ей в самое ухо. Бегонии Люсьена, малышка Эмили, Шопен-с-теплым-шоколадом и гренки-с-маслом превращались в мягкую подушку.

На скамейке в скверике коту и двум женщинам снился «Приятный отдых».

Одна из женщин была уже стара.

И трудно сказать, кто из этой троицы мурлыкал громче.

Гренок похрустывает, делает вид, будто сопротивляется, потом, словно разом сдавшись, мгновенно подается, тает в мягких объятиях влажных губ.

Это интимное прикосновение в точности соответствует тому усилию, которое Соланж соглашается прикладывать к собственному существованию. Ей нравится то, как гренок похрустывает, а потом благодушно покоряется. С хлебом все по-другому: его надо откусить, победить его сопротивление.

Она больше не хочет откусывать хлеб. Она вообще больше ни во что не хочет вгрызаться, кусать. Покусывать, отщипывать понемножку — вот ее новый способ поглощать вещи, пользоваться жизнью, она не стремится ни к подвигам, ни к совершенству.

И потом, утренние гренки с маслом имеют еще и другое преимущество. Они помогают ей уплывать, грезить. Потому что теперь по утрам Соланж себя не тиранит, она больше не вооружается тряпками совести, чтобы дочиста отмыть душу. Она мысленно прогуливается, медленно движется, поглядывая по сторонам, и с особенным удовольствием сворачивает в детство, которое все чаще встает перед ней упоительными напоминаниями, она готова перебирать их до бесконечности, растроганная и ошеломленная.