Спасибо.
Не за что. Мне это нравится. Мы еще будем «визуализировать» мое прошлое?
Вас устраивает такой подход?
Да!
Ну что ж, посмотрим…
Ага, вот он я, вхожу в дверь нашей квартиры. Задержался после работы, чтобы выпить пару банок пива «Кроненберг», так что Сэм уже дома. Я роняю «дипломат» на пол в гостиной, другой рукой расстегиваю рубашку и ослабляю галстук. Любуюсь созданным мной образом усталого человека, вернувшегося с работы, и зову:
— Эй, привет!
— Привет, — весело отвечает Сэм, выходя из кухни. Она тискает кошку, которая лежит кверху пузом на ее руках, глядя на меня весьма настороженно.
— Наша малышка, — воркует Сэм, — пришла к папочке…
Я вовсе не кошкин папочка. Эта честь принадлежит какому-то котяре из северных районов Лондона, который находится в блаженном неведении относительно своего отцовства. А еще я слегка злюсь, что Сэм не спросила, как у меня дела, не подставила губы для поцелуя и даже не осведомилась, как прошел день. Вместо этого она сюсюкает с кошкой, шепча ласковые слова в ее живот, а та уставилась на меня, будто говоря: «Видишь, а мне вот вообще наплевать на внимание. Не то что тебе, неудачник».
— Возьми ее, — говорит Сэм.
— Нет, сама держи, — отвечаю я. — Мне нужно в туалет.
— Ну давай, — настаивает жена. — Возьми ее. Она тебя любит.
Почему, думаю я, она не видит, что кошка меня не любит? Да и Сэм она не любит. Она относится к нам обоим с безразличием, которое нашли бы оскорбительным даже распространители газет в пользу бездомных. Если бы кошка на самом деле была ребенком, причем моим, то я бы оказался отцом несносного, мрачного и к тому же страдающего острой формой синдрома Туррета подростка с пирсингом. Вот она, пушистая несправедливость, которая так безразлично крадет любовь, по праву принадлежащую мне.
— Возьми, — повторяет Сэм, протягивая мне кошку, держа ее как младенца, которого вытащили из купели. — Просто подержи немного.
Чтобы не ссориться, я беру животное и неловко держу три-четыре секунды. Затем возвращаю кошку Сэм и в этот момент чувствую что-то влажное на руке, которую инстинктивно подношу к носу.
— Дерьмо! — восклицаю я. — Это дерьмо! Кошка не вытерла задницу!
— Всего лишь чуть-чуть, — говорит Сэм тоном человека, успокаивающего истеричного ребенка. Все же она отпускает кошку, которая плюхается на ковер и трусит к кухне, подальше от моего гнева.
— Черт! Только дерьма мне не хватало! Я пришел домой с долбанной работы и теперь по уши в дерьме!
