— Ну да это ты, должно быть, о Вянттинене говоришь, — тотчас отзывается старик, и между ними завязывается нечто вроде тайного состязания в том, кто лучше осведомлен о темных делишках, творившихся на строительных участках в ту голодную зиму, и прежде всего о проделках Вянттинена, который числил мертвых в платежных ведомостях.
Дыханьем иного, огромного и незнакомого мира веет от разговоров Таветти со стариком, и если беседа их ненадолго прервется, все будто слышат издалека гул нарождающихся новых времен. Работники сходятся в пекарную ужинать, и что-то в их поведении говорит о том, что в них уже начинает зарождаться чувство собственного достоинства. Всем своим видом Таветти пытается показать, что он куда более важная птица, чем хозяин. Однако, проходя в пекарную, работники видят, как хозяин, сидящий в соседней комнате, откладывает в сторону газету, видят ее название, которое повторяется сверху на каждом листе: «Суометар».
Хозяин еще более загадочная личность, чем старик торговец, и, конечно же, Таветти до него далеко. Никто не понимает, почему он не продает лес, хотя от покупщиков отбоя нет. Вот же Тавела продал свой лес и получил за него полторы тысячи марок — целых полторы тысячи!.. Однако Туорила не разрешает своим торпарям рубить лес. Неужто он рассчитывает взять больше полутора тысяч?
Хозяин стал держать Юсси не так строго: Юсси теперь почти на таком же положении, как и остальные батраки. Тело его наливается силой, но дух по-прежнему угнетен. Он уже справляется с нехитрыми работами, на которые его посылают, но постоянно чувствует, что хозяин избегает его. Когда первый подойник, сделанный его руками, полетел в печь, хозяин не рассердился, а лишь кисло улыбнулся. И когда Юсси предлагают поручить какое-либо важное дело, хозяин только усмехается. В лице Юсси он как бы избегает слабости своего собственного рода, и это действует на Юсси еще более угнетающе, чем прежняя суровость. Он не может отделаться от мысли, что его охотно отпустят с Туорилы. Но куда он денется?
Безразличие хозяев побуждает его к сугубой осторожности; он старается держаться как можно неприметнее. Труднее всего по воскресным дням: не знаешь толком, можно ли пойти в деревню, а дома останешься — боишься, не будешь ли мозолить глаза хозяевам. Позавтракав и смазав сапоги дегтем, люди отправляются на деревню, а Юсси остается один в пустой по-воскресному избе. Иной раз компанию ему составляет призреваемый общиной бедняк, спящий на скамье у печки, — один из тех, что переходят со двора на двор. Юсси надумывает смастерить что-нибудь, как в детстве, и принимается за дело, но теперь это не доставляет ему никакого удовольствия. С другой половины двора к избе направляется хозяйка. Она хочет посмотреть, прибрано ли в избе, есть ли на кроватях чистое белье. Уходя, она рассеянно говорит Юсси: «Почитал бы, что ли», — говорит это, глядя куда-то в сторону, так просто, лишь бы что-то сказать.
