- Ты чего, Андрей? А? — перед глазами появилось бледное лицо Петрова и…неожиданно для себя я рассказал ему об Олесе. Не про то, конечно, откуда я взялся, а просто о своей жене, которая погибла в результате действий немецких диверсантов, которые через неё пытались выйти на меня. Уже заканчивая рассказ, пожалел об этом, но…откуда я мог знать, что меня так 'накроет'? А Влад, дослушав меня с каким-то растерянным и виноватым лицом покосился на пивные бутылки, тихо матюкнулся и достал из-за диванчика бутылку водки.
- Извини, Андрей, что напомнил тебе… — помолсав, он с хрустом свернул водочную пробку м щедро 'насыпал' её в пивные бокалы, которыми мы так и не воспользовались по назначению.
- Пиво не для таких случаев…Давай выпьем по человечески…
Не чокаясь, мы шарахнули тёплую водку, которая в этот момент не показалась мне противной, Скорее именно такой как надо, когда душа ноет от боли, от которой казалось бы уже избавился. Ан нет. На месте она, так никуда и не исчезла. И останется в душе навсегда, как бы ни менялась жизнь.
К моменту, когда в сауну в наших поисках пришли Лапин и Никольский, мы с Владом были в состоянии 'ни петь, ни рисовать', ведь к тому моменту, опытным путём мы выяснили, что тёплая водка, отлично разбавляется холодным 'Портером'. А водки за диванчиком было ещё две бутылки.
Утро было классическим. В смысле классическим после сильного винопития: головная боль, поганое ощущение во рту и дикое чувство вины перед всем миром! С трудом поднявшись с кровати я к своей радости обнаружил, что мир не без добрых людей! На столе стояла баночка третьей 'Балтики' и судя по обильному 'поту', выступившему на её жестяном теле, она была холодной. Через минуту убедившись в своём предположении я почувствовал себя человеком, голова заработала и стало страшновато. Дело в том, что я прекрасно знал, как неодобрительно относится Лев Захарович к таким выкрутасам офицеров и не стал строить иллюзий — достанется мне не хило, а потом ещё и в Москве перепадёт!
Посмотрев на часы я вздохнул, позавтракать я уже не успею, поэтому не торопясь принял душ, побрился, одел форму и с лёгким чувством мандража вышел в коридор. К моему удивлению, шум голосов раздавался не из зала переговоров, а с низу, из комнаты отдыха. Причём голоса были какие-то странные. Дойдя до дверей комнаты я понял в чём дело — на журнальном столике у окна стоял откуда-то взявшийся здоровенный телевизор, перед которым столпились почти все члены переговорных групп, за исключением Мехлиса и Шойгу. В первый момент я не понял, почему все семеро мужиков стоят молча и какие-то мрачные, но подойдя ближе я понял в чём дело.
