— Сашенька! — закричал на весь дом отец. — Ты только послушай! Еду мимо его подворья, глядь, а у него арестантская рота девок сено прибирает! Да какие девки-то — кровь с молоком! Не то что наши малахольные!
— Да это матушка моя мокровских наняла, — засмеялся отец Андрей. — Они в Мостках стоговали, вот и…
— Не видал, ох не видал я там твоей матушки! Только девки! Одни девки! — захохотал отец.
— Да ну тебя, право! — махнул рукой батюшка.
— Саблин опять пошло шутит? — Мать вошла, поцеловалась с отцом Андреем. — Настенька, пора.
— Уже? — Настя показала ей жемчужину.
— Какая прелесть!
— Черный жемчуг, maman.
— У-у-у! — Отец обнял мать сзади, заглянул через плечо. — Из-за моря-окияна, прямо с острова Буяна! Красиво.
Часы пробили полдень.
— Пора, Настюша, — серьезно тряхнул головой отец.
— Что ж, пора — так пора, — трепетно вздохнула Настя. — Тогда я… сейчас.
Войдя в свою спальню, она открыла дневник и крупно написала: ПОРА!
Сняла с шеи цепочку с бриллиантом, посмотрела. Положила под зеркала рядом с брошью. Открыла коробочку с жемчужиной, посмотрела прямо на нее, потом через зеркало:
— С собой?
Подумала секунду, открыла рот и легко проглотила жемчужину.
Темно-синий шелк кабинета отца, копия звездного неба на потолке, бюст Ницше, слои книг, огромная древняя секира во всю стену, руки, крепко берущие Настю за плечи.
— Ты сильная?
— Я сильная, papa.
— Ты хочешь?
— Я хочу.
— Ты сможешь?
— Я смогу.
— Ты преодолеешь?
— Я преодолею.
Отец медленно приблизился и поцеловал ее в виски.
Красно-каменный забор внутреннего двора, свежая побелка недавно сложенной большой русской печи, голый по пояс повар Савелий с длинной кочергой перед оранжевым печным жерлом, отец, мать, отец Андрей, Лев Ильич.
Няня раздевала Настю, аккуратно укладывая одежду на край грубого дубового стола: платье, нательная рубашка, панталоны. Настя осталась стоять голой посреди двора.
— А волосы? — спросил отец.
— Пусть… так, Сережа, — прищурилась мать.
Настя тронула левой рукой косу. Правой прикрыла негустой лобок.
— Жар справный, — выпрямился, отирая пот, Савелий.
— Во имя Вечного, — кивнул ему отец.
Савелий положил на стол огромную железную лопату с болтающимися цепями.
— Ложитесь, Настасья Сергевна.
Настя неуверенно подошла к лопате. Отец и Савелий подхватили ее, положили спиной на лопату.
— Ноженьки-то вот так… — Белесыми морщинистыми руками повар согнул ей ноги в коленях.
— Прижми руками, — склонился отец.
Глядя в тронутое перьями облаков небо, Настя взяла себя за колени, прижала ноги к груди. Повар стал пристегивать ее цепями к лопате.
