Морщины на его хмуром лице углубились.
— А в чем проблема?
— Кроме того, что время… — я глянула на часы, — час ночи?
— Монстрам наплевать на время.
— Это уж точно. Но у меня есть личная жизнь.
Манденауэр посмотрел на меня сверху вниз, скосив глаза на кончик длинного костистого носа.
Такое случалось нечасто, ведь роста во мне полных сто семьдесят семь сантиметров. Но Манденауэр был почти двухметровым жилистым костлявым стариком. Юность он провел в нацистской Германии, шпионя в пользу хороших парней, и именно там узнал о существовании монстров.
— Ты обязана отказаться от любой личной жизни ради служения мне.
— Вряд ли, приятель. На тебя я работаю, а живу — для Уилла.
Казалось странным так говорить. Мне, у которой никогда не было парня? Свидания — да. Романы — ни разу. А отношения, жизнь с Уиллом… я никак не могла привыкнуть к этой мысли и по-прежнему ждала, что однажды утром он проснется, посмотрит на меня и задастся вопросом: «О чем, черт возьми, я думал?»
— Избавь меня от этой чепухи, — отмахнулся Манденауэр. — Я позволяю вам работать вместе потому, что…
— Вместе мы сильнее, чем по отдельности.
Уилл стоял в дверях спальни. При одном лишь взгляде на него у меня сразу перехватило дух.
Короткие черные волосы стояли торчком, такие же темные глаза припухли от сна. Уилл натянул джинсы, но пуговицу застегивать не стал; рубашка тоже осталась расстегнутой, открывая гладкую мускулистую грудь.
Ровный бронзовый загар покрывал все его тело — я проверяла. У себя дома — на нескольких акрах северных лесов за городом — Уилл любил разгуливать совершенно обнаженным. Говорит, у оджибве это в порядке вещей. А я упоминала, что он — член волчьего клана? Одна из причин, почему Эдвард в него стрелял. Но давайте не будем слишком в это углубляться.
Сочетание красоты, грации, и его великолепного большого… ума — и как прикажете девушке думать, когда парень выглядит вот так?
Уилл лениво улыбнулся и пошел ко мне. Оказавшись рядом, взял меня за руку. Уилл никогда не вел себя скованно. Для той, чей папаша исчез ещё до того, как она узнала смысл слова «отец», а мать проявляла свою любовь, воздерживаясь в течение дня от напоминаний, что я — неженственная обуза, раскрепощенность Уилла казалась скорее загадкой, нежели откровением.
— Почему вы здесь, Эдвард?
Уиллу хорошо удавалось переходить прямо к сути. Также он был одним из немногих, кто осмелился с самого начала называть нашего босса Эдвардом, и кому это сошло с рук.
