— Понимаю. — Коллард забарабанил пальцами по чисто выструганному дощатому столу. — Значит, пока я был без сознания, я был открыт и чья-то память вошла в меня?
Шарвана утвердительно кивнула.
— Именно! Может быть, тебе снятся Долины, какими они были до прихода людей.
— И что же хорошего в этом?
— Не знаю. Но используй же это, Коллард, используй! Если ты отступишься от этого дара, его отберут у тебя, и мир станет беднее!
— Мир? — Он и не думал смеяться. — Хорошо, я могу делать их на продажу. И если я заработаю себе на хлеб, никто не будет мне нужен. Ведь и юнцу следует знать, что жизнь — скорбный путь и никто не ждет тебя у окна.
Шарвана молчала. Внезапно протянув руку, она поймала его ладонь, прежде чем сумел он ее отдернуть, и развернула к свету. Он хотел высвободиться — куда там… С силой молотобойца она пригвоздила его руку к столу, потом склонилась над ладонью, рассматривая знаки судьбы.
— Молчи, не говори ничего! — закричал он.
Сова шевельнулась, махнув здоровым крылом.
— Разве я что-нибудь говорила? — удивилась она. — Будь по-твоему, Коллард. Я ничего тебе не скажу.
И выпустила руку.
Он неловко потирал пальцы, словно пытаясь стереть с них какую-то отметину, оставленную взглядом Мудрой.
— Мне надо идти. — Коллард подхватил пергаментную маску. Он примерит ее только дома, где никто не увидит его лицо, пока он будет без маски.
— Иди с благословением этого дома, — по обычаю своего народа попрощалась Шарвана, и эти слова все же приподняли его настроение.
Время шло. В хижину Колларда никто не захаживал, а он никого и не приглашал к себе, даже отца. Торговцы тоже не заходили в селение. Взамен пришли вести из-за пределов долины, из большого мира, казавшегося подчас людям Гхилла творением сказителей.
Повенчался лорд Вескис, и у второй жены его, кроме мужа, появилась еще дочь, хотя мало кто слышал о ней в то время. Но теперь говорили повсюду до самых дальних хозяйств.
Как-то раз в крепость въехали всадники, и в средней башне закипела работа. Оказалось, что Вескис посылает свою дочь, госпожу Гиацинду, в деревню, на воздух, так как плохо ей в городе.
— Плохо ей! — Шедший к колодцу Коллард невольно замер в полутьме. Пронзительный голос его невестки Никалы доносился из дома. — Дама Матильда мне все так сама и сказала, когда я помогала ей менять камышовую подстилку под коврами. Да молодой госпоже лучше-то никогда не было, оказывается, вся она скрюченная, и личико у ней, как у ребенка, а не у девушки на выданье. И никто не позарится на нее, если только наш господин не озолотит будущего зятя. А причиной всему, сказала дама Матильда, новая госпожа Гвеннан. Не хочет она, чтобы дочь его была с нею. Очень уж она деликатная, все твердит, что не может выносить своему господину стройного сына, если ей в замке повсюду будет встречаться эта горбунья.
