— Нет! — закричала Мейглин.
Ее крик взметнулся столбом яркого пламени, прорвавшего гнетущую тишину. В ответ туман начал густеть. Тогда Мейглин крикнула еще раз, а потом еще. Ужас перед жизнью на блеклой, бесцветной и медленно умирающей земле подвигнул ее на отчаянное противостояние. Она не смирилась и не утратила надежду, хотя шепот судьбы утверждал, что спасения нет.
— Слова несут в себе силу, дитя, — послышался величественный голос, громом прокатившийся над унылыми холмами. — В особенности слова, произнесенные трижды, при полном согласии сердца и разума. Огонь твоих слов обладает магической силой.
— Кто ты? — спросила Мейглин.
Она была слишком подавлена видениями своего сна, чтобы испугаться невесть откуда взявшегося голоса.
— Я говорю от имени Содружества семи, чьей волей был создан род, к которому ты принадлежишь. Диневали обладают силой пророчества. Посему будь осторожна с подобными словами, дитя. Древние тайны отнюдь не исчезли. Они по-прежнему охраняют живое сердце земли. И последний кентавр еще стоит на страже в Атании. Он непременно воспримет твое искреннее и горячее желание. Через это желание и через свое наследие ты можешь оказаться той, кому выпадет исполнить великое предназначение. Сейчас ты едва ли поймешь, сколь оно велико.
— Мне сейчас не до предназначений! — дерзко возразила Мейглин. В ней полыхала непримиримая ненависть к Дештиру, захватившая все ее существо. — Я могу повторить свои слова еще триста раз, поскольку я не вынесу жизни в мире без солнца!
Но гром больше ничего не прогремел ей в ответ. Мудрый голос умолк. Мейглин проснулась в своей чердачной коморке. В окошко светили звезды. По другую сторону пыльных оконных створок лежало безмолвие ночи. У Мейглин сбилось дыхание. Ее ноздри опалял запах раскаленного песка; сухой этот жар напоминал жар, поднимающийся от углей кузнечного горна. Ни ветерка. Странная, сверхъестественная тишина окутала землю и лишила ее времени. Так бывало лишь в темные промежутки между старой и новой луной, когда женщины пустынного племени собирались на свои бдения у священного колодца. Мейглин лежала с открытыми глазами. Тишина несла ей успокоение. Несведущая в магии, она не ощущала ничего необычного; просто тихая, жаркая ночь, и все. Она совсем не думала о диковинном семени, которому предстояло прорасти ко времени полнолуния.
Тот день начался с привычных дел. Мейглин накормила кур и вычистила стойла в конюшне. Потом замесила тесто для хлеба и, пока оно поднималось, занялась нескончаемой стиркой и развешиванием постельного белья. К полудню белье высохло, а Мейглин уже хлопотала в полумраке зала, разнося еду и напитки. Незаметно наступил вечер, и в зале снова закрыли окна и ставни. Далеко на севере небо скрывала мутная завеса — предвестница неумолимо надвигавшегося Дештира. Тобас долго стоял на крыльце, пока краски заката не сменились вечерними сумерками. Быть может, сегодня он в последний раз видел восход солнца. Хозяин постоялого двора был человеком не робкого десятка, но от этой мысли ему делалось страшно.
