Когда она вспоминала вчерашнюю встречу с Шатырбеком, ее охватывала дрожь. Не церемонясь, он сразу же заключил ее в объятья, волосатым вонючим ртом прильнул к ее губам…
Женщина брезгливо поджала под себя голые ноги. Двадцать лет прожила она на свете, — только двадцать! — а сколько слез выплакала, сколько подушек изорвала зубами… Иной раз она казалась себе уже столетней старухой, для которой не осталось никаких радостей, никаких желаний, — столько грязи и гадости довелось испытать. Она была по горло сыта тем, что называется любовью. Будь она проклята, такая любовь!..
Дверь скрипнула. В комнату, тяжело ступая, вошла Шамсие-ханум, поморщилась от густого винного перегара, оглядела разбросанную посуду, одежду Шатырбека, остановила взгляд на женщине.
— Надо было разбудить его! — хриплым шепотом просипела она и глухо кашлянула в кулак.
Женщина промолчала, одеваясь, накинула на голову чадру и бесшумно выскользнула из комнаты. Покосившись ей вслед, Шамсие-ханум подошла к Шатырбеку, с трудом согнула дородный стан, тронула спящего толстой, в браслетах, рукой.
— Вставайте, хан… Солнце уже взошло.
Шатырбек открыл глаза, поморгал спросонья, почмокал губами. Потом, как подброшенный, вскочил на ноги, кинулся к окну.
— Почему раньше не разбудили?
— Только что рассвело, еще не поздно.
Она принесла стоявшие у порога сапоги, отвернулась, пока гость, сопя и кряхтя, одевался. Когда звуки прекратились, она спросила, кокетливо играя глазами:
— Как провели ночь?.. Она — прелестная женщина, настоящий цветок!
— Что цветок — это верно! — согласился Шатырбек, посмеиваясь и подкручивая усы. — Однако цветок — не бутон, уважаемая Шамсие-ханум!
— Где есть цветы, там найдется и бутон, — многозначительно намекнула Шамсие-ханум.
Шатырбек сунул руку в карман, звякнул серебром,
— Нет-нет, — заторопилась хозяйка, — вы мне деньги пока не давайте! У меня к вам есть другая просьба.
— Что за просьба?
— Не сейчас. Вечером.
— Вечером, уважаемая, я уже в Мазандеране буду!
— Поговорим, когда вернетесь. К тому времени, может быть, отыщу для вас то, что желаете.
— Что ж, хорошо, — согласился Шатырбек и, нахлобучив на глаза папаху, пошел к выходу.
Шамсие-ханум обогнала его, приоткрыв дверь, выглянула наружу.
— Никого нет… Можете идти спокойно.
На улице и в самом деле было безлюдно и тихо. Солнечные лучи освещали только верхушки крыш, на улицах стояла серая полумгла. Радуясь, что не встретил знакомых, Шатырбек прибавил шаг и вскоре оказался в рощице на южной стороне города. Он пробыл там недолго, вышел, поправляя халат, и зашагал к дому Абдулмеджит-хана.
