Я, плача, кличу друзей; не время, пришло, а бред;
Рабы мы злобных людей, молитва их — звон монет.
Ах, сколько бедных детей, и каждый нищ и раздет,
И хочется, чтоб скорей прервалось теченье лет!
Эпохе зваться моей безбожным временем бед!
Не встретиться никогда со смертью — ты не мечтай:
Жизнь тает быстрее льда, могила — родной наш край.
Но косна людей орда: как правду им ни внушай,
Запретное — им еда, проглотят, что им ни дай,
Хотя и твердят всегда: «О, истинный Мухаммед!»
Поэт положил на пол бумагу, взял калам и задумался. Чуть двигая губами, он снова и снова перечитывал стихи, написанные по способу шикесте. Сделал несколько поправок и перешел к следующим строкам.
Мир в горестях изнемог; несчастный плачет народ;
Тиран на него налег, и все нестерпимей гнет.
На сердце мира — ожог, а пламя все жарче жжет,
И тем лишь, кто был пророк, стоит еще небосвод,
Забавой тешится рок, покуда не рухнет свет!
Я нищ и, ничтожен сам, и годы провел я зря;
Я верю лишь небесам, с надеждой, на них смотря.
Но мысли бурным волнам я предан — где якоря?
Подобен Фраги пловцам, плывущим через моря!
Кому я руку подам? Предела пучинам нет!
Стихи были написаны, и поэту показалось, что сердцу стало немного легче. Свою боль он разделил с другими людьми, которым еще предстояло прочесть эти строки. Примут ли они эту боль? Поймут ли?
Поэт убрал бумагу и калам, сложив их аккуратно на полку. Взял толстую книгу. Арабской вязью на обложке было выведено: «Шахнамэ». На полке стояло много других книг. Поэт бегло просмотрел некоторые из них, потом снова взял «Шахнамэ» и отложил ее в сторону, отдельно от остальных.
Задумался. Нет, люди поймут его. Ибо его муки, заботы и мечты — это их мечты, заботы и муки.
Сейчас как никогда он ощущал себя частицей народа.
После вечернего намаза Махтумкули снова зашел к своим соотечественникам. В темной комнате лежал только один Анна, остальные были еще заняты работой.
Поэт зажег лампу, взял кувшин и отправился кипятить во дворе чай. К костру подсел парень с черными как смоль усами на бледном от усталости лице. Поглаживая усы и глядя в огонь немигающими глазами, он рассказал, как целый день рубили в лесу дрова, корчевали пни…
Вскоре подошли и остальные. За чаем завязалась беседа. Махтумкули рассказал о приглашении хакима Астрабада. Сообщение было воспринято по-разному, но все сошлись на одном: добра от этого ждать нечего.
Черноусый сказал:
— Конечно, если вызывают, ехать придется. Только вы не слушайте советов Тачбахш-хана — это подлец из подлецов. Что касается меня, то я никогда не доверился бы кизылбашу.
