— Не бойсь, бабуся, — сказал Василий. — Бутылочка — и дело в шляпе.
— Пензию я, чай, получаю, — сказала бабушка гордо и пошла в магазин.
Алюминиевую пробку-крышечку Вася сгрыз зубом. Потом он налил себе стакан и сказал тост:
— С почином!
После второго стакана Вася позволил себе монолог:
— Ты, бабушка Клепа, по своей отсталости думаешь, наверное, что мы будем пилить дрова обыкновенной пилой: «Эй, кума!» — «Ась?» — «Тяни!..» Это прошлый век. Надо достать мотопилу «Дружба». Ж-ж-жих — и дров как не бывало. Но пила — у Петьки. Я могу сбегать за ним, но…
Бабушка снова пошла в магазин.
Когда она вернулась, в избе уже приятно пахло бензином, а пила «Дружба» поблескивала в углу эмалевой краской. За столом рядом с Василием сидел тракторист Петр. Впрочем, бабушка знала его не столько как механизатора, сколько как деревенского «фулюгана», который прошлым летом загнал зазевавшуюся корову в правление колхоза, где она и ночевала на диване в кабинете главного агронома.
— Поможем бабушке, — сказал Василий, вгрызаясь зубом в крышечку новой бутылки.
Петр откровенно сглотнул слюну.
Василий закрыл глаза и запел:
И на сердце болит,
И под сердцем болит,
Сидит миленький на карточке
Ничо не говорит.
Петр сказал:
— Механизм на ходу, бабушка. Будьте надежны. Вот только бензина нет. Надо бы у шофера Мишки…
По дороге из магазина бабушка Клепа зашла к шоферу Михаилу Сарафанову, двадцатитрехлетнему парню, щуплому и ушастому, по прозвищу «Миша, спаси меня!». Раньше он работал мотористом спасательного катера на реке. У Миши сидел, перебирая планки расписной гармони, бригадир овощеводов Филипп Краснопольский, более известный в селе, как «Филя-гармонист».
Узнав в чем дело, Филя воскликнул:
— Бабушка, не сомневайся!
С музыкой дело пошло веселее. Под музыку можно обойтись без тоста и хруст капустный не так оскорбляет слух.
Пришла жена Василия Зойка.
— Помогать дрова хотят, — объяснила бабушка, показывая на Василия, неподвижно лежащего вдоль стены.
— Вижу, — сказала Зойка.
Налили и ей.
На музыку зашли двое Нефедьевых, отец и сын, соседи.
Скоро они уже пели вместе со всеми:
Один любил крестьянку,
Другой любил княжну,
А третий — молодую
Охотника жену…
Все старались петь такими высокими голосами, какие трезвому человеку и не снились. Только тракторист Петя что-то плошал. Он открывал и закрывал рот, но никто ничего не слышал. По-видимому, ему, как реактивному самолету, удалось преодолеть звуковой барьер, и песня его была уже здесь, а звук до нас еще не дошел.
