После отъезда из страны — 7 июня 1963 года — я все меньше понимал, что там происходит. Прошло пятнадцать лет, прежде чем я снова оказался в Польше — уже с французским паспортом. Пробыл в ней тогда всего две недели — слишком мало, чтобы узнать страну заново.
Однако мне показалось, что польская реальность если даже не возвращается к норме, то, по крайней мере, поворачивает к лучшему. Дело шло к возникновению «Солидарности», в Польше становилось все интереснее. Потом я приехал в Польшу в 1980 году, в октябре. И не знал, возвращаясь в Париж, что уже 13 декабря 1981 года там будет введено военное положение.
Строгости военного режима отодвинули мой следующий приезд на семь лет. Когда в 1987 году умер отец, мне все же пришлось вернуться. Но на седьмой год военного правления политическая ситуация несколько разрядилась, и поездка уже не была связана с особым риском. И наконец, в 1990 году я провел три незабываемые недели на моем фестивале в Кракове, в уже свободной Польше.
Тогда я приехал из Мексики, прожив в ней полгода. И в Польшу возвращаться не собирался. Мексику, казалось, послала мне судьба — и навсегда. Моим домом стала фазенда в горах, на полпути между Мехико-Сити и Пуэбло, хотя еще не достроенная. Я был полон надежд на будущее. Увы, будущее оказалось почти смертельным.
Но не сразу. Мы с моей женой Сусаной прожили там еще полгода, достраивая фазенду. Полные впечатлений от фестиваля, строили планы, в которые Польша не входила. Под прошлым подведена черта, фестиваль — заключительный триумфальный аккорд, и прибавить к этому уже нечего. Остается фазенда и уравновешенная жизнь на обочине, подальше от Польши.
Мы прибыли туда в конце июня. И вот уже декабрь — но в Мексике декабрь не слишком отличается от других времен года. Завершив строительство первого дома, мы решили отметить это событие. Устроили праздник — угощение, mariachis[2], — позвали прислугу, рабочих, гостей. Вскоре после этого я почувствовал себя плохо. Утром проснулся сам не свой, Сусана, присмотревшись ко мне, сказала: сейчас же едем в Мехико-Сити. Я заявил, что не двинусь с места. Ни слова не говоря, Сусана послала служанку за ключами от машины. То и дело теряя сознание, я позволил усадить себя рядом с водителем. Дорога до Мехико-Сити заняла около двух часов. Остановились перед зданием The British and the American Hospital[3]. Я был словно в дурмане. Раздеваясь, осыпал врача ругательствами. Потом снова стал одеваться, чтобы вернуться домой. Меня удержали силой. Я потерял сознание. Очнулся уже после операции. У меня обнаружили аневризму аорты. Состояние оставалось тяжелым, шанс выжить был 1 из 10. Зарубцевавшийся шрам от шеи до пояса буду носить до смерти. Под этим рубцом — искусственная аорта. Из тефлона.
