Доползли до бронетранспортёра. До немецких траншей отсюда было метров сто. Налетавший от вражеских позиций ветерок доносил иногда обрывки немецкой речи. Алексею становилось не по себе, но разведчики вели себя спокойно.
Они поползли дальше. В какой-то момент раздался хлопок, в небо взвилась осветительная ракета и повисла на парашютике. Разведчики замерли, вжались в снег. Когда ракета догорела, поползли снова. Вниз, в саму балку они не спускались, продвигаясь по небольшому склону.
Снова взвилась ракета, и группа замерла.
Продвигались медленно. Богачёв, ползущий впереди, руками прощупывал перед собой снег — вдруг немцы мины поставили.
Часа через два балочка осталась позади. Разведчики поднялись и белыми призраками двинулись к видневшемуся впереди большаку.
— А чего не к лесу? — поинтересовался у Михаила Алексей — правее большака виднелся лес.
— У немцев в лесу батарея стоит и медпункт. Часовой заметить может.
— Разве на дороге безопаснее?
— Ночью немцы по дороге не ездят, а если и поедет кто, мы фары издалека увидим, можно в кювете спрятаться.
На каждом шагу Алексей узнавал что-то новое.
Шли почти до утра. Потом улеглись в чистом поле, хотя недалеко стояли скирды с сеном.
— В сене сподручнее лежать: ветра нет, теплее, — снова обратился Алексей к Михаилу.
— Немцы за сеном подъехать могут, обнаружат. А в чистом поле что им делать? Им и в голову не придёт, что здесь кто-то есть. Хочешь что-то спрятать — положи на видном месте.
Чем больше узнавал Алексей, тем больше нравились ему разведчики — в чём-то их служба была сродни охотничьему ремеслу.
— Можешь оправиться и вздремнуть немного. Мост — он рядом, впереди. Рассветёт — сам увидишь. Отсюда за сменой часовых наблюдать удобно — если они есть.
Командир группы назначил наблюдателя, остальные зарылись поглубже в снег и задремали. При малейшей возможности разведчики пытались отдохнуть. Неизвестно, когда придётся поспать — ведь ночь и так выдалась бессонной.
Алексею тоже было не привыкать спать зимой на снегу. Иногда он уходил от своей заимки довольно далеко, ночевал в лесу. Но там, в Сибири, ситуация была всё-таки иной. Он разводил костёр, валил туда сухостоину, перерубал ствол дерева на две части, одно бревно клал на другое и поджигал.
Деревья горели долго, до утра, давая ровный жар. Он ложился рядом с горящими брёвнами и периодически поворачивался, грея то спину, то грудь. Даже в тридцати-сорокаградусные морозы костёр позволял не обморозиться. Тут же, в чистом поле, где мела позёмка, а морозец был изрядным, костра не хватало.
