Один французский историк подсчитал недавно, что на протяжении веков скорость передвижения в Европе — от времен Цезаря до времен Наполеона — почти не изменялась: сто километров в сутки были высокой, почти рекордной цифрой для всадника, едущего верхом, для пассажира в карете или на борту речного судна.
А Питер Брейгель никаких рекордов ставить не собирался. Перед ним лежала дорога не на дни, не на недели — на месяцы. Неизбежная длительность странствия оказалась необычайно важной для него.
В мастерской Питера Кука, в лавке «На четырех ветрах» он постоянно видел чужие работы, завершал их или копировал, жил, постоянно окруженный готовыми образцами, готовыми произведениями искусства. Они заполняли память. Рука, повторявшая линии, однажды уже проведенные другими, невольно усваивала не только приемы, но и уже найденный результат. Все это было и важно и полезно, но лишь до определенной поры.
В путешествии глаз художника постепенно и надолго освободился от того, во что он годами всматривался и что видел даже тогда, когда не хотел замечать, но что обступало его со всех сторон и в мастерской и в лавке «На четырех ветрах». Знания, приобретенные там, остались, а впечатления сменились новыми. Свобода от прежних впечатлений пришла вовремя и была благодетельной. Между ним и природой, необычайно приблизившейся к нему, больше не стояло никаких готовых изображений, никаких образцов. Только те, что за долгие годы учения запечатлелись в памяти и не хотели теперь уходить и от которых он теперь постепенно, трудно и медленно, но настойчиво освобождался. Медленно и трудно!
Чем дальше уходил он от дома, чем дольше длилась его дорога, чем свободнее становился его взгляд, тем явственнее он ощущал, что никогда не повторяющийся, текучий и изменчивый пейзаж, где одно переходит в другое постепенно, вовсе не делится, как, согласно традиции, учили в мастерской, на три отчетливо отграниченных друг от друга и различающихся по цвету плана. Ближнее переходит в дальнее незаметно, передний план в природе вовсе не обязательно коричневый, средний не всегда зеленый, дальний вовсе не всегда голубой. Да и планов этих не три, а гораздо больше, и переходы от одного к другому порою четки, но чаще постепенны, текучи, чуть уловимы. Но одно дело — увидеть это, а другое — изобразить. Недаром в первых путевых рисунках Брейгеля еще ощутимы приемы, воспринятые им в годы ученичества. Точнее, ощутима борьба с ними, стремление их преодолеть.
