Когда я вернулась, израильтяне уже вошли в лагерь… Арестовали всех палестинских врачей и санитаров, забрали всех молодых раненых и увели, подгоняя ударами. Доктор Франсис пытался их убедить: «Вы лишили меня врачей и медперсонала. Что я буду делать с больными и ранеными детьми и женщинами?» Один солдат крикнул ему:
— Заткнись, ты, террорист, бадер-майнхоф![29] Мы еще вернемся и за тобой.
Марианна говорила. Пленка крутилась. Но я уже не слышал ничего, кроме прерывистого свиста в ушах и отдельных слов… ар-Рашидийя… ан-Накура… убежища… руины… норвежский посол. Потом наступило долгое молчание, и Марианна громко спросила:
— Вы хотите задать мне какие-нибудь конкретные вопросы?
— Да, как вы выбрались из Ливана?
— Но об этом я рассказала в самом начале и только что повторила, — удивленно глядя мне в лицо, сказала Марианна. — Когда нас заперли в пустой больнице, норвежский посол в Тель-Авиве добился нашего освобождения и помог уехать.
Свист превратился в звон. Плохо соображая, я спросил:
— Прошу прощения, а почему вы вообще поехали в Ливан?
Во взгляде Марианны отразились удивление и гнев. Бернар поспешил вмешаться:
— Мой друг хотел узнать, что заставило вас так рисковать, может быть, ваши политические симпатии?
— Нет, ничего подобного. Я не коммунистка и не из левых, не состою ни в «Бадер-Майнхоф», ни в «Красной Армии»[30], как утверждали израильтяне, чтобы оскорбить нас. Я вообще не состою ни в какой партии или организации.
— Тогда почему же?
— Первый раз я поехала туда по объявлению, вместе с мужем-врачом. Требовались врач и медсестра для лечения неполноценных детей. А это моя специальность. И условия нас вполне устраивали. Но должна вам признаться, что второй раз я поехала уже потому, что не поверила тому, что увидела в Ливане, не поверила, что можно так спокойно истреблять целый народ. Я и до сих пор не верю, что все эти тысячи людей умирают потому, что какой-то неизвестный стрелял в одного человека в Лондоне.
— Простите нас, — повторил я уже сказанное Бернаром в начале разговора.
— Что я должна вам прощать? Что такого вы сделали?
Я промолчал. У меня снова в ушах стоял свист.
А когда она собралась уйти, я пожал ей руку и снова попросил прощения. Видимо, уже потеряв терпение, Марианна воскликнула:
— Я не пониманию, почему вы с Бернаром все время извиняетесь. Но у меня к вам одна просьба: напишите правду.
Пожимая ей руку, Бернар с усталой улыбкой переспросил:
— Написать правду?.. Это труднее, чем спасать раненых в Ливане, поверьте!
